Парадокс добродетели - Ричард Рэнгем

Сибирский эксперимент не только продемонстрировал, что адаптивные признаки могут вызывать к жизни другие, неадаптивные. Он также впервые показал, что, собственно, такое синдром одомашнивания. Это вовсе не набор адаптивных признаков, по отдельности сформированных силами эволюции в ответ на жизнь с человеком. Наоборот, это набор признаков, в массе своей бесполезных, – но сигнализирующих об определенном эволюционном событии в истории вида. Синдром одомашнивания указывает на то, что данный вид недавно претерпел снижение реактивной агрессивности.

Эксперимент Беляева продемонстрировал, к чему приводит отбор на дружелюбие, но не показал, насколько долго может сохраняться синдром одомашнивания. А ведь это имеет принципиальное значение. Если признаки, входящие в состав синдрома одомашнивания, достаточно вредные, то можно ожидать, что естественный отбор от них избавится. Поэтому теоретически синдром одомашнивания может быстро возникнуть в результате отбора на дружелюбие, но так же быстро и исчезнуть.

Однако история одомашненных животных указывает на обратное. Согласно последним оценкам, одомашнивание собак началось более 15 тысяч лет назад, коз и овец – около 11 тысяч лет назад, а крупного рогатого скота, свиней и кошек – еще примерно на тысячу лет позже. Другие одомашненные животные, такие как ламы, лошади, ослы, верблюды, куры и индейки, появились, как считается, в течение последних пяти – шести тысяч лет. Скелеты таких животных несут признаки синдрома одомашнивания, появившиеся тысячи лет назад и во многих случаях ставшие еще более выраженными за прошедшее время. Однажды возникнув, синдром одомашнивания может сохраняться в течение тысяч поколений19.

Конечно, в большинстве случаев одомашненные виды продолжали жить под контролем человека. Более того, часто они продолжали подвергаться отбору на новые признаки и повышенное дружелюбие к людям. Возникает вопрос: сохраняются ли черты синдрома одомашнивания в тех случаях, когда животные возвращаются в дикую природу и выживают там сами по себе? Как показывают исследования – да, даже в дикой природе ранее одомашненные животные могут жить в течение многих поколений, не возвращаясь к предковому типу.

Биологи Дитер Круска и Вадим Сидорович изучали американских норок – потомков животных, которых держали на канадских звероводческих фермах в течение примерно восьмидесяти поколений. В XVII и XIX столетиях охотники на пушных зверей отлавливали огромное количество норок из дикой природы, но к 1860-м годам предприимчивые фермеры поняли, что высококачественные шкурки гораздо дешевле получать, держа норок в неволе. Так зверофермы дали начало новой отрасли промышленности, а у норок возник синдром одомашнивания. Проявлялся он типичными признаками: у одомашненных норок укоротились морды, а мозг стал на 20 % меньше, чем у диких норок того же размера20.

Американские норки так успешно размножались в Канаде, что до сих пор остаются основным источником меха от искусственно выращиваемых норок. Европейцев впечатлили коммерческие перспективы разведения норок, и они импортировали американских одомашненных норок, чтобы разводить их у себя. К несчастью, многие зверьки сбежали с ферм и начали успешно размножаться на воле. К 1920 году одичавшие американские норки уже вовсю расселялись по Европе. Сотни тысяч инвазивных норок основали популяции по всей континентальной и островной Европе, включая Норвегию, Италию, Испанию, Великобританию, Ирландию, Исландию, Россию и Беларусь. В Беларуси успешное размножение американской норки вызвало значительное снижение численности двух местных видов хищников, европейской норки и лесного хорька. Американская норка вытеснила своих диких родственников21.

Вторично одичавшие норки, хотя и жили теперь в естественных условиях, сохранили небольшой мозг и короткие морды своих одомашненных предков. Для возникновения синдрома одомашнивания потребовалось всего около восьмидесяти поколений; через пятьдесят поколений жизни в дикой природе Беларуси у норок по-прежнему не наблюдалось возвращения к анатомии дикого типа. Судя по всему, небольшой мозг и короткие морды так же хорошо подходили для жизни в лесах и водоемах Европы, как и для жизни в канадских клетках.

Случай с норками показателен, потому что история разведения этих животных известна во всех подробностях. Среди других млекопитающих, успешно живущих в естественных условиях вопреки своему маленькому одомашненному мозгу, можно назвать коз, свиней, кошек и собак. Одомашненные козы, живущие в дикой природе на далеких чилийских островах Хуан-Фернандес в течение уже примерно четырехсот лет, до сих пор сохраняют небольшой размер черепа. Самый яркий пример одомашненного вида, преуспевшего в дикой природе, – это австралийские динго. От собак – их предков – динго отделяют тысячи поколений, но даже спустя пять тысяч лет жизни в дикой природе мозг динго по-прежнему сохраняет собачьи размеры. Возврата к прежнему крупному, волчьему размеру так и не произошло22.

Не менее показательна и история собак. Хотя многие из них живут с человеком и получают от хозяев и пищу, и заботу, есть и такие, которые выживают и размножаются в природе без прямого участия человека. Это бродячие собаки, которые часто собираются на свалках и скотобойнях, у рыболовецких гаваней и рынков, где всегда полно объедков. Биолог Катрин Лорд с коллегами попробовали оценить их численность. Они установили, что всего в мире живет от 700 миллионов до миллиарда бродячих собак и из них около 76 % размножаются сами по себе. Эти уличные собаки тоже так и не стали похожи на волков. Они сохраняют синдром одомашнивания, хотя и живут большими группами независимо от людей, – так же как, наверное, могли жить собаки на ранних этапах одомашнивания23.

Тот факт, что виды с небольшим мозгом и коротким черепом, такие как одичавшие норки или динго, успешно выживают в дикой природе, говорит о том, что синдром одомашнивания не исчезает при возвращении в естественные условия. Но тут возникает новый вопрос. Если признаки, входящие в состав синдрома одомашнивания, никак не мешают жизни животных в естественных условиях, то были ли их дикие предки лучше приспособлены к жизни в дикой природе? Если американским норкам с их с небольшим мозгом и короткой мордой достаточно хорошо живется на воле в Беларуси, зачем тогда их предкам понадобились крупные мозги и длинные морды?

Этого мы не знаем. Есть одно интересное предположение, согласно которому эти признаки представляют собой адаптации для внутривидовой конкуренции, а не для поиска пищи или защиты от хищников. Иными словами, возможно, что на одомашненных животных наконец-то закончилась эволюционная “гонка вооружений”, в которой короткомордые животные с небольшим мозгом одержали победу над животными с большим мозгом и длинными мордами. В пользу этого предположения говорит тот факт, что процветающие в дикой природе одомашненные животные обычно не пересекаются по ареалу с местообитаниями своих диких предков: американская норка живет в Европе, свиньи – на Галапагосских островах, лошади прижились на юго-западе Америки, а динго – в Австралии. Возможно, в конечном итоге все эти животные постепенно вернут себе дикие черты, потому что крупный мозг все же может иметь некоторые преимущества, пусть и небольшие – например, повышать склонность к реактивной агрессии. Но по одомашненным животным, живущим в дикой природе, мы видим, что такие изменения происходят медленно. В этом отношении синдром одомашнивания сродни мужскому соску: и то и другое сохраняется в течение долгого времени, хотя не несет никакой адаптивной функции.