Тарас Бульба - Николай Гоголь

И козаки все, сколько ни было их, брали, у кого был ковш, укого черпак, которым поил коня, у кого рукавица, у кого шапка, а кто подставляли так обе горсти. Всем им слуги Тарасовы, расхаживая промеж рядами, наливали избаклаг и бочонков. Но не приказал Тарас пить, пока не даст знаку, чтобы выпитьим всем разом. Видно было, что он хотел что-то сказать. Знал Тарас, что как нисильно само по себе старое доброе вино и как ни способно оно укрепить духчеловека, но если к нему да присоединится еще приличное слово, то вдвое крепчебудет сила и вина и духа.

– Я угощаю вас, паны-братья, – так сказал Бульба, – не вчесть того, что вы сделали меня своим атаманом, как ни велика подобная честь,не в честь также прощанья с нашими товарищами: нет, в другое время прилично тои другое; не такая теперь перед нами минута. Перед нами дела великого поту,великой козацкой доблести! Итак, выпьем, товарищи, разом выпьем поперед всегоза святую православную веру: чтобы пришло наконец такое время, чтобы по всемусвету разошлась и везде была бы одна святая вера, и все, сколько ни естьбусурменов, все бы сделались христианами! Да за одним уже разом выпьем и заСечь, чтобы долго она стояла на погибель всему бусурменству, чтобы с каждымгодом выходили из нее молодцы один одного лучше, один одного краше. Да ужевместе выпьем и за нашу собственную славу, чтобы сказали внуки и сыны техвнуков, что были когда-то такие, которые не постыдили товарищества и не выдалисвоих. Так за веру, пане-братове, за веру!

– За веру! – загомонели все, стоявшие в ближних рядах,густыми голосами.

– За веру! – подхватили дальние; и все что ни было, и староеи молодое, выпило за веру.

– За Сичь! – сказал Тарас и высоко поднял над головою руку.

– За Сичь! – отдалося густо в передних рядах. – За Сичь! –сказали тихо старые, моргнувши седым усом; и, встрепенувшись, как молодыесоколы, повторили молодые: – За Сичь!

И слышало далече поле, как поминали козаки свою Сичь.

– Теперь последний глоток, товарищи, за славу и всеххристиан, какие живут на свете!

И все козаки, до последнего в поле, выпили последний глотокв ковшах за славу и всех христиан, какие ни есть на свете. И долго ещеповторялось по всем рядам промеж всеми куренями:

– За всех христиан, какие ни есть на свете!

Уже пусто было в ковшах, а всё еще стояли козаки, поднявшируки. Хоть весело глядели очи их всех, просиявшие вином, но сильно загадалисьони. Не о корысти и военном прибытке теперь думали они, не о том, комупосчастливится набрать червонцев, дорогого оружия, шитых кафтанов и черкесскихконей; но загадалися они – как орлы, севшие на вершинах обрывистых, высокихгор, с которых далеко видно расстилающееся беспредельно море, усыпанное, какмелкими птицами, галерами, кораблями и всякими судами, огражденное по сторонамчуть видными тонкими поморьями, с прибрежными, как мошки, городами исклонившимися, как мелкая травка, лесами. Как орлы, озирали они вокруг себяочами все поле и чернеющую вдали судьбу свою. Будет, будет все поле соблогами[34] и дорогами покрыто торчащими их белыми костями, щедро обмывшиськозацкою их кровью и покрывшись разбитыми возами, расколотыми саблями икопьями. Далече раскинутся чубатые головы с перекрученными и запекшимися вкрови чубами и запущенными книзу усами. Будут, налетев, орлы выдирать ивыдергивать из них козацкие очи. Но добро великое в таком широко и вольноразметавшемся смертном ночлеге! Не погибнет ни одно великодушное дело, и непропадет, как малая порошинка с ружейного дула, козацкая слава. Будет, будетбандурист с седою по грудь бородою, а может, еще полный зрелого мужества, нобелоголовый старец, вещий духом, и скажет он про них свое густое, могучееслово. И пойдет дыбом по всему свету о них слава, и все, что ни народитсяпотом, заговорит о них. Ибо далеко разносится могучее слово, будучи подобногудящей колокольной меди, в которую много повергнул мастер дорогого чистогосеребра, чтобы далече по городам, лачугам, палатам и весям разносился красныйзвон, сзывая равно всех на святую молитву.

В городе не узнал никто, что половина запорожцев выступила впогоню за татарами. С магистратской башни приметили только часовые, чтопотянулась часть возов за лес; но подумали, что козаки готовились сделатьзасаду; то же думал и французский инженер. А между тем слова кошевого не прошлидаром, и в городе оказался недостаток в съестных припасах. По обычаю прошедшихвеков, войска не разочли, сколько им было нужно. Попробовали сделать вылазку,но половина смельчаков была тут же перебита козаками, а половина прогнана вгород ни с чем. Жиды, однако же, воспользовались вылазкою и пронюхали всё: кудаи зачем отправились запорожцы, и с какими военачальниками, и какие именнокурени, и сколько их числом, и сколько было оставшихся на месте, и что онидумают делать, – словом, чрез несколько уже минут в городе всё узнали.Полковники ободрились и готовились дать сражение. Тарас уже видел то подвиженью и шуму в городе и расторопно хлопотал, строил, раздавал приказы инаказы, уставил в три таборы курени, обнесши их возами в виде крепостей, – родбитвы, в которой бывали непобедимы запорожцы; двум куреням повелел забраться взасаду: убил часть поля острыми кольями, изломанным оружием, обломками копьев,чтобы при случае нагнать туда неприятельскую конницу. И когда все было сделанокак нужно, сказал речь козакам, не для того, чтобы ободрить и освежить их, –знал, что и без того крепки они духом, – а просто самому хотелось высказать все,что было на сердце.

– Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть нашетоварищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была землянаша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города былипышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католическиенедоверки. Все взяли бусурманы, все пропало. Только остались мы, сирые, да, каквдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какоевремя подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит нашетоварищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит своедитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Нопородниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывалии в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было такихтоварищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь – и тамлюди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет дотого, чтобы поведать сердечное слово, – видишь: нет, умные люди, да не те;такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, – любить нето чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а… –сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал:– Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей;думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, дабыли бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какиебусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить;свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милостьчужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, которыйжелтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но упоследнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и впоклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснетсяоно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя заголову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорноедело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Ужесли на то пошло, чтобы умирать, – так никому ж из них не доведется такумирать!.. Никому, никому!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!