Агент из Версаля - Владимир Бутенко

Становище шайки оказалось в густом лесу, за полосой бурелома. К нему вела замысловатая, петляющая тропа, столь узкая, что поместиться на ней мог лишь один всадник. Зодич ехал верхом, без седла, на выпряженной из кареты лошади, а на второй умчался его незадачливый проводник. Предположение, что они неслучайно оказались в западне, а «сын запорожского хорунжия» в сговоре с похитчиками, крепло в сознании. Вспомнилось, что на последней почтовой станции Грыватько куда-то отлучался, и смотритель был излишне беспокойным, о чем-то перешёптывался с проводником.

Два больших шалаша, сооруженных из веток и сена, да стоящая на отшибе бревенчатая избушка оказались жилищами разбойного люда. За неимением помещения атаман распорядился посадить пленника в медвежью берлогу.

Вечерело, когда Александра привели на вырубку. Берлога таилась под стволом обгоревшей сосны. Судя по разбросанной вокруг свежей земле, лежбище косолапого, видимо, углубили и расширили. Яма с отвесными стенками была вымерена с таким расчетом, чтобы без посторонней помощи человек не смог выбраться. По толстой веревке Зодича спустили на дно и бросили две охапки свежескошенного сена. Май был в середине, и луговые травы, благодаря жаркой погоде, успели вымахнуть выше колена. К пресному запаху суглинка примешался упоительный аромат лесных ландышей.

– Однако скверно, – проговорил он, оставшись один и оглядевшись. – Не лучшее местечко для отдыха!

Взгляд остановился на лежащей подле ног веревке, сброшенной в яму охранником, и рассчетливо скользнул вверх, где нависал над ямой закопченный ствол. Нижний сук был толст, направлен к небу, но короток. И докинуть петлю веревки до него было невозможно. Догадка осенила мгновенно! «А если снять ремень с тяжелой бронзовой бляхой и застегнуть его хомутом?!»

В первый час к берлоге постоянно наведывались хмельные лесовики. Дурачась, тыкали в пленника палками, наставляли пистолеты и пики. Александр терпел, лишь иногда что-то лепетал по-французски И глумивцы, не дождавшись той потехи, которой ожидали, разочарованно убрались восвояси. Впрочем, скорей всего, их отогнал главарь. От такой шальной братии жди чего угодно!

В сумерки запели соловьи. Ночь легла на приднепровскую долину, мягкая, теплая, с легкой росистой свежестью. Сожженный грозой ствол смутно виднелся над головой, выделяясь на фоне звездного неба. Зодич озяб, и долгие усилия набросить петлю ремня на сук не только не утомили его, а прибавили бодрости. Временами, когда слышались голоса или хруст валежника под сапогами присматривающего за пленником охранника, Александр ложился на сено. Переждав, снова бросал ременную петлю на высоту ствола, где должен быть сук…

На зорьке к соловьям присоединились и другие птахи, и звучный чудесный хор наполнил поляны божественной музыкой. И только теперь, когда посветлело, Зодичу удалось набросить петлю на торчащий обломок нижней ветки. От везения сердце заколотилось, он благодарно помянул Бога и, торопясь, натягивая веревку, выбрался наверх, содрав на ладонях кожу. Вырубка, в понизовом туманце, была безлюдна. Тихо было и в разбойничьих хибарах. Почти рядом, подрагивая от прохладной росы, лоснящейся на крупе, паслась гнедая. Но, увы, уздечки на ней не оказалось…

Он бежал до тех пор, пока хватило сил. Метался между деревьями, минуя завалы и заболоченные низины, продираясь сквозь кустарники и еловые лапы; вброд одолевал холодные, еще напитанные вешней водой ручьи. Ориентируясь по солнцу, палившему уже по-летнему, он держал путь на восток, в ту сторону, где простирался Днепр. Это было единственным спасением, поскольку встретить доброго малоросса в дремучем лесном царстве едва ли возможно. А вот зверья тут водилось вдосталь! Зодич старался побыстрей разминуться с пасущимся под дубом секачом, с медведем-пестуном, на время оставленным косматой мамашей, с тощей, в клочьях шерсти, волчицей, почему-то испугавшейся бегущего мимо человека…

Всю ночь, забываясь в крепком сне и просыпаясь, Александр пролежал в ветхом еловом шалаше, сооруженном, видимо, бортниками на краю леса. Голод поднял его и заставил идти дальше, не останавливаясь, прячась за деревьями. Второй день скитаний был на исходе. Но вот осинки как будто стали реже. Протяженный склон, сплошь пестрящий разнотравьем, открылся внезапно. А за ним, далеко внизу, – изогнутый, рассеченный темными скалами на рукава, батюшка Днепр. На этой же, правобережной стороне, увидел Зодич хаты и маячившие на плаву лодки.

Селенье это оказалось той знаменитой Каменкой, в которой испокон веку жили стяжавшие себе славу речники, из поколения в поколения передающие тайны лоцманства по Днепру. С этого места и вниз по течению, где раскинулись запорожские владения, особенность Днепра составляли так называемые заборы – острова, плавни, порчи и холуи. Но главным препятствием на этой великой реке были, конечно, пороги. Карпаты, достигающие окраины степей, пересекают своими отрогами Днепр в девяти местах на протяжении семидесяти верст, от его левого притока Самары и далее вниз по течению. Это ряд понижающихся уступов из гранита, встающих по руслу в несколько рядов, или лав, на довольно большом друг от друга расстоянии, – то над водой, то вровень с ней, то уходящих в глубину. Первый порог лежит ниже Киева на полсотни верст, напротив крепости Старый Кодак. И чем далее стремится река, тем опасней становятся преграды, всечасно грозящие гибелью.

Усатый малоросс, встретивший Зодича у своей хаты, выслушал его сбивчивый рассказ о том, что вырвался из лап разбойников и проголодался, спокойно, не вынимая изо рта огромной трубки, сделанной в форме ладьи.

– Оце так, оце так, добродию, – закивал он понимающе. – Багато у нас шайтанов усяких. Потайки ховаются у лиси…

Хозяин, приказав жинке варить галушки, ушел к соседу и вскоре вернулся с коренастым и плечистым удальцом, назвавшимся Василем Десяткой. Он был уже женат и держался с достоинством, как человек, многое испытавший и знающий себе цену.

– Васыль дуже знае уси порижци и скили, и може пособыти, – заверил трубокур и стукнул по плечу черноволосого красавца.

– Куды вам треба? До Сичи? – уточнил Василь, беззастенчиво разглядывая неведомого пришельца.

– Да, до Сечи. Я – французский купец, хотя долго жил в России. Я хочу торговать с запорожскими козаками. Все мои деньги и драгоценности присвоили грабители. Но я даю честное слово дворянина, что рассчитаюсь с вами, как только прибудем в Сечь, на русский кордон близ нее.

Десятка, поколебавшись, согласился. По его словам, на изготовление плота потребуется день и полночи, а на рассвете, с Божьей помощью, можно будет отправляться в плаванье.

Бокастая веселая Оксана убрала стол холщовой скатертью с бахромой, выставила миски и большую чашку со сметаной, в жбанчике – узвар и тарелку с растопленным в духовке медом.

– Ласково просымо! – певуче протянула молодайка, приглашая за стол. – Як шо будэ мало, покличьте!

Александр, не чинясь, принялся за галушки с таким аппетитом, что хозяйке пришлось дважды подкладывать ему. Эти немудреные пшеничные клецки, сваренные в молоке и приправленные топленым маслом, показались ему самыми вкусными изо всех яств, что когда-либо отведывал. Стакан грушового узвара также пришелся ему по вкусу особым духовитым запахом. Он поблагодарил хозяев и пересел на лавку подле образов. Но, заметив, что гость обмяк и глаза его слипаются, Оксана добродушно предложила: