Общество мертвых пилотов - Николай Горнов

Разбудил Вадима дурманящий запах свежего кофе. Он открыл сначала один глаз и увидел низкое серое небо, нависающее над окном. Мануэла уже умытая и причесанная восседала на своей полке, поджав под себя ноги, обеими руками крепко сжимая стакан с любимым напитком. Второй стакан – для него – ароматно дымился на столике, слегка позвякивая об подстаканник. Рядом лежала развернутая плитка горького шоколада.

– Утро, – сказала Мануэла без всякого выражения.

– Вижу, – сказал Вадим и открыл второй глаз.

С кряхтением переместил центр тяжести на левый бок, одним рывком придал телу вертикальное положение, дотянулся до своего стакана, сделал несколько глотков, встряхнул головой и поинтересовался:

– Откуда кофе?

– От про-вод-ни-цы…

С проводницей Мануэла повздорила в первый же вечер. Ей показалось, что она имеет на Вадима какие-то матримониальные планы. Мол, слишком откровенно смотрит и слишком фривольно улыбается. А когда вагон чуть качнуло, имела неосторожность коснуться ладонью колена Вадима. В этот момент темперамент уроженки Страны Басков взыграл по полной программе. Мануэла с улыбкой накрутила на кулак волосы потенциальной соперницы, а потом на ломаном русском обрисовала сопернице всю бесперспективность любых взаимоотношений со своим бойфрендом.

Проводница при первой же возможности ретировалась в сторону своего купе, нео вскоре, правда, вернулась. И уже не одна. А в сопровождении бригадира состава и скучающего сотрудника транспортной милиции.

– Галя, спокойно, не нервничай, Галя, – придерживал ее за локоть бригадир.

– Вот она, вот! – Проводницу трясло от обиды. – Пока не арестуете, я отказываюсь работать! Это что же получается, люди дорогие? Теперь каждая, понимаешь, курица может человека за волосы таскать, да еще и обзываться при этом?

Мануэла сохраняла ледяное спокойствие. Она даже головы не повернула на шум. Спокоен был и Вадим. Свидетелей конфликта нет. И все правонарушение тянуло, по его расчетам, максимум на сто евро.

– Боря, утихомирь своего работника, – попросил милиционер, обращаясь к бригадиру. – Галя, да замолчи же ты, наконец. Работать мешаешь! Предъявим документы, граждане пассажиры.

Вадим с Мануэлой переглянулись и дружно залопотали по-испански.

– Не понял? – опешил страж порядка. – Галя, это у тебя иностранцы?

– Какие там иностранцы. Засранцы они, а не иностранцы. Прикидываются, – отмахнулась проводница, но на всякий случай притихла, пока озадаченный милиционер с помощью жестов и английского в рамках школьной программы пытался выяснить гражданство двух пассажиров.

– О, е-е-е, – быстро закивал Вадим, переходя с испанского на английский. – Грис, спэниш…

Милиционер несколько раз внимательно пролистал паспорта. Действительно, иностранцы – Мануэла Сороа и Вадис Костакис. Она – гражданка Испании. Он – гражданин Греции. Визы на первый взгляд были в порядке. Но Галя продолжала настаивать, что «эта вот гражданка» основательно испортила ей прическу, обзываясь при этом нецензурно. Иностранка нервно лопотала по-испански. Что именно она пыталась сказать, русский милиционер понять никак не мог, но в том, что испанка может хорошо владеть русской нецензурной лексикой, он все же усомнился.

– Галя, ты ничего не попутала? – Сняв фуражку, милиционер вытер лоб рукавом форменной рубашки. – Смотри, доведешь ты нас до международного конфликта.

– Чего это я попутала? Говорю же, вцепилась в меня, как макака в банан, и давай головой об дверь прикладывать. Вот, смотри, у меня царапина осталась посреди лба!

Бригадир озадаченно переводил взгляд с одной женщина на другую и только покрякивал:

– Во, блин, дела!

Впрочем, как Вадим и предполагал, все закончилось миром. Бригадиру, отведенному в сторонку, жестами было предложено за урегулирование конфликта сто евро. Бригадир воспринял предложение более чем благосклонно. Проводницу Галю, чтобы тоже не таила обиды, Вадим отблагодарил отдельно – двадцаткой. А когда все разошлись, Мануэле доходчиво объяснил, что в общественных местах силовыми методами проблемы не решают. Она все поняла правильно, и уже к вечеру две женщины нашли общий язык. С тех пор в вагоне был мир. А когда Вадим добавил Гале еще одну купюру в двадцать евро, та в благодарность всю дорогу никого к ним в купе не подселяла. А теперь и хороший кофе для своих иностранных пассажиров где-то ухитрилась раздобыть.

Вадим сделал еще один большой глоток и зажмурился, смакуя вкус зерен венской обжарки. Мануэла подперла кулачком подбородок и с задумчивым любопытством смотрела в пыльное окно, где в серой дымке был русский пейзаж. Он не менялся уже вторые сутки. За окном величественно проплывали одинаково бескрайние степи, мелькали редкие шеренги деревьев, россыпи кустарников, бетонные и деревянные заборы, мусорные кучи и умершие своей смертью дома.

– О чем задумалась, красавица? – улыбнулся Вадим. – Я же тебя предупреждал. Поменьше смотри в окно. Если два дня непрерывно смотреть на русские поля и перелески, такая экзистенциальная тоска закрутит, что мало не покажется…

– Говори медленно. Я не понимаю…

– Извини. Хочешь, я расскажу тебе русскую народную сказку. Про сестрицу Аленушку и братца ее Иванушку. Или про лису и медведя.

– Не надо. Потом. Расскажи не сказка, а про жизнь. Про мама и папа.

Еще полгода назад она не понимала по-русски ни слова. Теперь даже говорила довольно сносно. И просила Вадима разговаривать с ней только по-русски. Впрочем, Вадим и не возражал. Если уж решила Мануэла обрусеть, то обрусеет. Упорства баскской аристократке было не занимать…

– Про жизнь мне не очень интересно. Что я могу о жизни рассказать? Я о ней и не знаю ничего. О себе разве что рассказать? Да и то нечего. Родился. Вырос, как видишь. Выучился в университете. Потом работал. Как все…

– Нет, не как все. Каждый своя жизнь. Мы сейчас едем смотреть твой Родина. Это интерес.

– Да уж, интерес! – Вадим хмыкнул, поправил скатерть и непроизвольно покосился в окно. – Ничего интересного там нет, на моей Родине. Ты даже не представляешь, какая это дыра… Ладно, птичка моя, давай-ка не будем грустить раньше времени, а просто в ресторан сходим. Еда – это лучший способ разогнать дорожную тоску…

Но вагон-ресторан оказался закрыт. Вадиму удалось найти только полусонного официанта, сосредоточенно пускающего сигаретный дым в потолок тамбура. Он и сообщил, что повар только недавно заснул, поэтому раньше обеда не проснется.

– У нас нефтяники почти до утра гуляли, – добродушно рассказал официант. – Обслужить-то я вас могу, но сразу предупреждаю, что из горячего – только шницель.

Вадим взглянул на Мануэлу и согласно кивнул. Пусть будет шницель. Себе он попросил чай, пакетик чипсов, плавленый сырок и булочку, которая оказалась весьма черствой. Зато в ресторане в этот утренний час было пусто, и никто не лез под руку с идиотскими вопросами.