Скелет за шкафом. Парижский паркур (сборник) - Юлия Кузнецова

– Классный Спаун[16]у тебя вышел, – подмигнул он мне, кивая на компьютер в углу комнаты, – я как раз сегодня его разглядывал. Только…

– Что – только? – заинтересовалась я, присаживаясь на стул у компьютерного столика.

– Анатомии ему не хватает.

– Что? – возмутилась я.

Он подсел к компу и быстро вышел на форум комиксистов. Нашел там мою галерею, кликнул.

– Вот, смотри. Тут руки надо подправить. А вот тут – поворот головы. Не обижайся, я просто улучшить твою картинку хочу.

– На конструктивную критику я не обижаюсь, – пробормотала я, приглядываясь к супергерою, – ты ведь прав. Что-то у меня тут анатомия поехала. А Повелительницу Тьмы видел мою?

– О! Она отличная. Прикольное смешение манги с классическим американским комиксом.

– Меня за это смешение все осуждают, – пробормотала я.

– По-моему, у тебя свой стиль. Просто не все понимают. Хочешь, я покажу твои рисунки издателю?

– А что, кто-то публикует русские комиксы?

Я сразу вспомнила о папе. Вот бы была возможность доказать ему, что, рисуя комиксы, я смогу заработать на жизнь!

– Нет, они переводят всяких бэтменов, экзорсистов и капитанов Америка, но на последней странице печатают картинки с таких вот, как ваш, форумов. Даже платят за публикацию.

– Сеня… Здорово! Покажи, пожалуйста! А сам-то ты что рисуешь?

– Сейчас покажу.

Мы сидели с ним у компа два часа, и они пролетели незаметно. А еще я совсем забыла, что на самом деле Сеня – взрослый, который в чем-то там отстает. Что до меня – то как комиксиста меня он здорово обгоняет.

Картошка булькала на плите, брызгая кипятком во все стороны. Варя стояла у окна, глядя на Останкинскую башню, и плакала. Я накрыла кастрюлю крышкой, тихонько подошла к Варе и положила руку на плечо.

– Ты чего? Из-за заседания кафедры?

– Из-за всего. Из-за Сеньки. Я ведь к нему никого не пускала. С кем ему общаться? Ровесники давно работают. А дети его боятся. А тут пришла ты и…

Она снова зарыдала. Повинуясь внезапному порыву, я ее обняла.

– Они, – плакала Варя, – меня еще подозревают. Что это я украла рукопись и подожгла кафедру. Боже, разве я стала бы заниматься такой чушью? А?

– Нет, конечно, – пробормотала я и вдруг поверила своим словам.

Абсолютно поверила! Не знаю, может, в настоящих детективах, которые читала Ника в больнице, так выводы и не делают, но я сердцем почуяла – не виновата эта полная, замученная, пахнущая борщом, добрая девушка. Надо исключить ее из подозреваемых.

– Не плачь, – попросила я ее, – смотри, Останкинская башня тебе улыбается!

– И правда, – улыбнулась она сквозь слезы, – ой, картошку посолить забыла!

Мы расставались с Варей тепло, как друзья. Она сунула мне кусок пирога с яблоками, завернутый в фольгу, и кипу журналов.

– Вот этот комикс в его переводе. И вот этот, про Капитана Америку.

– Спасибо, Варь! Я обязательно все посмотрю, – заверила ее я и, вспомнив кое-что, спросила: – А у тебя нет видеокамеры, случайно? Такой, чтобы кассета внутрь вставлялась, а не диск.

– Когда у меня будет много денег, я куплю себе видеокамеру и приглашу тебя в гости, – грустно улыбнулась Варя, – но боюсь, что ждать этого приглашения тебе придется очень долго. Осторожно, не споткнись о рыжий портфель. Томка! Зачем ты его у нашего порога оставила, я же сказала, он соседский!

В маршрутке по дороге домой я прочла эсэмэску от Ботаника.

«У родителей одного из коллег такая камера. Они живут за городом. 30 км по Дмитровскому шоссе. Поедем завтра? На работе отпрошусь».

«Отлично, – обрадованно написала я, – я завтра после трех свободна».

Дома, умяв Варин вкуснющий пирог, я уселась в кресло и поставила себе на колени телефонный аппарат, намереваясь позвонить Анне Семеновне и рассказать, что мы можем смело вычеркивать из списка подозреваемых Варю Петрову. Дверь в комнату я плотно прикрыла, чтобы папа не услышал мой разговор. Вдруг телефон затрезвонил сам.

– Анна Семеновна! – обрадовалась я, схватив трубку. – А я как раз собиралась набрать ваш номер!

– Добрый вечер, коллега! Это замечательно. Как говорят, у великих умов мысли сходятся.

Я улыбнулась. Ботаник так же говорит. А еще у великих ученых умов похожий юмор.

– У меня для вас новости, Анна Семеновна!

– И у меня для вас, коллега! Боюсь, по важности ваши новости уступают моим.

– Да?

– Я уверена в этом. Дело в том, что я хочу поблагодарить вас за помощь в расследовании.

– Не поняла. Оно ведь еще не завершено!

– Завершено, моя дорогая. Мы нашли преступницу. Завтра решением кафедры мы ее покараем.

– И кто она? – недоуменно спросила я.

– О, не обижайтесь. But I can’t share this piece of information with you[17].

– Почему?!

– Видите ли, коллега. Подозреваю, за эти два месяца вы сильно сблизились с подозреваемыми. Простите за каламбур. Все трое отзываются о вас очень тепло. I can’t admit the leak of information[18]. Срыв заседания кафедры кафедре ни к чему.

– Но я…

– Имейте терпение, коллега. Завтра все тайное станет явным. See you tomorrow![19]И еще раз – спасибо.

На истории я получила выговор за то, что сижу с таким видом, будто окаменела за пять веков до нашей эры. На биологии только к концу занятия я обнаружила, что причина истерического хохота окружающих – рядом со мной: в начале урока одноклассники усадили за мою парту чучело обезьяны, а я ничего и не заметила.

Все мое существо дрожало и сгорало в ожидании большой перемены.

Наконец, спрятавшись в школьном туалете, я дрожащими пальцами набрала на мобильном нужный номер.

– Алло, кафедра перевода, – протяжно прогудела в трубку лаборантка Анечка.

– Аня, извините. Здравствуйте. Извините. Это ученица Анны Семеновны Розенталь-Тригель.