Скелет за шкафом. Парижский паркур (сборник) - Юлия Кузнецова

– Шпигель!

– Ой, извините. Ог-говорилась. Простите. Я Г-Гаянэ. Ар-рутюнян. Ск-кажите, а можно Анну Сем-меновну?

– Нет. Все ушли на семинары.

– Извините. Давно?

– Да, заседание закончилось пару часов назад.

– Простите, а кого отчислили?

«Бух! Бух!» – застучало мое сердце.

– Много кого.

Анечка зевнула. Ане все по барабану. Через пару месяцев она уходит в декрет. Кажется, на ее место заступит Анжела. Будет работать на полную ставку. Во втором полугодии пятого курса экзамены сдавать не нужно, надо только заниматься дипломом. А с дипломом у Анжелы проблем явно не будет. Раз он уже написан и один психопат в тапочках разного цвета пытается его защитить от плагиата. Так что быть Анжеле лаборанткой кафедры. Если, конечно, не ее отчислили сегодня.

– Посмотреть, кого отчислили? – спросила Аня.

– Конечно!

– Подожди.

Зашелестели бумаги.

– Тихомирову. Селезневу. Волкова. Петрову.

– Кого?!

– Варвару Петрову. Отчислена с сегодняшнего дня без права восстановления.

– Что-о?

Мобильный выскользнул из моих рук, грохнулся на пол. С него слетела крышка, выскочила батарейка.

Я сползла по стене и уставилась на давно сломанную сушилку для рук, всю исписанную признаниями в любви.

За дверью слышались крики одноклассников, переобувавшихся перед физрой – пока не зарядили осенние дожди, физрук проводит занятия на футбольном поле.

– Это невозможно, – пробормотала я, – за что ее отчислили?!

Надо встать… Проморгать слезы.

Найти батарейку.

Бедная Варя… Получается, она не зря переживала. А я даже ей не посочувствовала. Думала, у нее просто мандраж…

Оглушенная, я вышла и присела на скамью у гардероба, пытаясь приладить к телефону батарейку и крышку.

– Арутюнян! – прогремел над ухом физрук. – Быстро на улицу!

И добавил негромко:

– К нам методисты сегодня пожаловали. А по прыжкам, кроме тебя, и показать-то некого.

Я попыталась ответить ему, но не смогла. Я будто онемела.

– Вставай! И чтобы в последний раз в кедах! Сколько раз предупреждал – кеды, да еще и красные, – неспортивная обувь. Кроссовки и только кроссовки.

Я сунула телефон в карман «кенгурушки», закинула на плечо рюкзак и пошла за ним. Но, выйдя на школьное крыльцо, повернула не направо – к школьному полю, а налево.

– Ты куда? – поразился физрук.

Я не обернулась.

– За прогул влеплю «двояк»! – крикнул физрук вслед, но мне было все равно.

Я должна объяснить им, что они совершили ошибку.

Маршрутное такси. Троллейбус номер «семь».

Все – на автомате. Все – как в тумане.

Вот ворвусь сейчас на семинар к Лилии, а лучше к Анне Семеновне, и расплачусь. Нет, лучше закричу: «Вы идиоты! У нее брат-инвалид! Зачем ей ваша дурацкая рукопись?!»

Главное – добраться до МГУ и броситься в бой.

К счастью, я вспомнила, что договорилась после школы о встрече с Ботаником, и быстро напечатала ему эсэмэс: «Прости, поездку надо отложить, у меня срочное дело».

Все время, пока я ехала, меня не покидало ощущение, что кто-то пытается пробраться ко мне в мысли. Очень странное ощущение. Будто ты в своей голове не одна. Будто кто-то сидит внутри тебя и что-то бормочет. Повторяет какое-то слово: «Берегись, берегись!». Кто это?

Наверное, у меня от переживания немного съехала крыша. Нельзя поддаваться панике.

Надо взять себя в руки.

Начну считать.

Ну-ка. Один, два, три… Четыре. Ой!

Я проехала мимо. Я села не на тот троллейбус! Что со мной? Как я могла забыть, что «семерка» идет не к МГУ, а на Воробьевы горы! Проклиная себя, я выскочила на остановке на улице Косыгина возле стоянки байкеров.

До первого гуманитарного теперь еще пара километров. Если я не потороплюсь, Лилия закончит свой семинар и уйдет! «Берегись, берегись!» – забормотал кто-то снова в моей голове.

– Отвали! – со злостью ответила я ему и шагнула на шоссе, не дождавшись, пока мимо пройдет троллейбус.

– Берегись! – послышался крик.

Из-за троллейбуса вдруг вылетел парень на велике. Я успела заметить на нем только красную бейсболку, прежде чем он врезался в меня на полной скорости. Бум! Я отлетела назад, упала и со страшной силой ударилась головой о тротуар. Адская боль в затылке. Тошнота. Топот, крики, женский визг. Пронзительный.

– В девчонку велосипед врезался!

– Она жива?

– Сотрясение!

– Живая хоть?

– Белая вся!

– Стой, парень!

Надо мной склонились лица. Парень в красной бейсболке, с перекошенным от ужаса лицом. Полная женщина в мужском пиджаке. И… этот откуда взялся?! Протянул длинную бледную руку, которая выползала, как змея, из черного рукава куртки. Дотронулся до лба. И я потеряла сознание.

Это был сильный пряный запах. Он будил, беспокоил, тревожил сознание, будто пробивая к нему дорогу.

«Сандал», – вспомнила я название этой ароматной палочки, которую мама иногда поджигает, чтобы расслабиться после работы, и очнулась. Мама подожгла ароматную палочку? Значит, я дома?

Как бы не так.

Я лежала на полу посреди совершенно пустой комнаты.

По окнам я поняла – я в общаге. Но эта комната совершенно не похожа на комнату Риты Гвоздь. В ней – никакой мебели, если не считать татами, на котором я лежала. На окнах – льняные занавески, но стекол в окнах нет! Занавески колыхались, приподнимаемые ветром, солнечный свет, проникавший через щели, оставлял на полу яркие рисунки, которые исчезали, стоило занавеске колыхнуться. Возле татами стоял поднос, на нем – глиняный чайник, две пиалы и крошечная деревянная лягушка, в спинку которой воткнута тлеющая ароматная палочка. Голые стены, выкрашенные в белый цвет, были покрыты иероглифами.

Уголком глаза я ухватила у двери какое-то движение. Я развернула голову, чуть не вскрикнув от боли в шее. Ко мне подплывал Прозрачный в черном кимоно, расшитом красными драконами. Волосы собраны в пучок, длинные руки вытянуты вперед.

– Я же говорил тебе – берегись, – тихо сказал он и прикоснулся к моему лбу, – ну ничего. Теперь все наладится.

Он склонился надо мной низко-низко, словно втягивая меня в себя своими глубокими глазами-озерами.

– У тебя нет сотрясения. Можешь мне поверить. Я был в твоей голове.

Он не шевелил губами. Но я слышала его слова. Это было последнее, что я слышала, перед тем как снова провалиться в темноту.