История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3 - Луи Адольф Тьер

И такое предложение будет весьма обоснованным, ибо наверняка придется угрожать России и Англии всеми силами германских держав, чтобы заставить их принять мир такого рода. Если же после столь умеренного поведения Наполеон откажется от разумного решения, можно будет считать себя с ним в расчете и, не краснея, показать ему меч Австрии.

Меттерних, с его редким политическим чутьем, тотчас понял, какую прибыль может извлечь из создавшегося положения, и решил, спася свою личную фортуну, восстановить и фортуну Австрии и Германии, не изменив Франции, признанным союзником которой он и был в настоящее время. Согласовав всё с императором Францем, он начал действовать с быстротой, последовательностью и твердостью хорошо обдуманного и обоснованного решения. Он приказал тотчас начинать вооружение Австрии, а затем принялся налаживать тайные связи с Пруссией, Баварией и Саксонией, рассказывая им о мире, задуманном в интересах Германии, в то же время говоря и с Францией о мире, скором и достаточно славном, насущно необходимом как ей, так и всем другим европейским странам.

В ответ на письмо Наполеона императору Австрии, присланное из Дрездена, Меттерних велел написать от лица тестя, друга и союзника дружеское, отеческое письмо, советующее без обиняков заключить мир. Господину Бубне было поручено заявить о верности Австрии французскому альянсу, настоятельно порекомендовать заключить мир ради Европы, в нем нуждавшейся, и ради Франции, которой он не менее необходим; сказать, что вскоре, если Наполеон не поостережется, против него восстанет весь мир и борьба может стать жестокой; сказать это дружески, стараться не показаться поучающим, но с глубокой убежденностью, что позднее позволит считать себя свободным от обязательств в отношении союзника, если он останется глух к благоразумным советам. Посланнику Бубне было даже определенно поручено предложить вмешательство Австрии, не доходя до того, чтобы называть его посредничеством.

Таковы были сообщения, в первых числах января 1813 года засыпавшие Наполеона. Вместо внушительных частей Великой армии, объединившихся на Немане и противостоявших русским от Гродно до Кенигсберга, в донесениях предстала почти уничтоженная армия, безостановочно отступавшая на Одер, живо теснимая с фронта русскими и угрожаемая с тыла германцами, готовыми к всеобщему восстанию. Наполеона окружали союзники, которые продолжали твердить о верности, но давали советы, объявляли свои условия и не только заставляли усомниться в их преданности, но сомневались, казалось, и в преданности Франции, обескровленной и уставшей от деспотизма.

Поддавшись первому раздражению против Мюрата, которого он винил в невзгодах отступления, Наполеон даже подумывал арестовать его, но затем успокоился, подтвердил назначение принца Евгения, которого выбрал бы и сам, если бы находился на месте, и приказал объявить об этом назначении в «Мониторе». Затем Наполеон с присущей ему верностью суждения предписал диспозиции, требуемые обстоятельствами. Хотя он не хотел утомлять преждевременными движениями войска, собранные в Берлине, но разрешил Евгению приблизить к себе дивизию Лагранжа и корпус Гренье и сказал ему, что теперь, когда он располагает 40 тысячами человек, он может не опасаться нападения русских, если займет твердую и решительную позицию. К тому же в таком положении требовалось провести не более месяца, ибо Наполеон, не терявший в Париже ни минуты, вскоре уже мог бы послать на Эльбу 60 тысяч человек подкрепления, довести силы Евгения до 100 тысяч и сделать его неуязвимым для любого неприятеля. Вдобавок русские, вынужденные оставить не менее 60 тысяч человек перед крепостями нижнего течения Вислы и 40 тысяч под Варшавой, еще не располагали сколь-нибудь значительной наступательной силой для выдвижения вперед. Поэтому Познань и Одер казались последним пределом, где должно было остановиться наше роковое отступление.

Наиболее срочным делом стало восполнение кавалерии, ибо у русских была огромная конница, регулярная и нерегулярная, и они всюду сеяли ужас, выдвигая вперед казаков, которых все боялись, потому что не были знакомы с их обычаями и не знали, что достаточно немногих пехотинцев, чтобы обратить их в бегство. У принца Евгения не было и трех тысяч всадников, и нужно было немедленно раздобыть ему еще несколько тысяч. Наполеон приказал генералу Бурсье, занимавшемуся обновлением кавалерии в Германии и Польше, платить за лошадей любую цену и даже забирать их силой, чтобы обеспечить кавалеристов, вернувшихся из России спешенными, лошадьми и без промедления отправить всех, кого удастся экипировать, Евгению. У короля Саксонии сохранились два кирасирских полка и два полка гусаров и егерей, формировавших корпус примерно в 2400 всадников самого превосходного качества. Наполеон настоятельно потребовал их у короля, чтобы направить на Познань. Все эти меры должны были в ближайшие дни доставить Евгению 3–4 тысячи кавалеристов.

Наполеон рекомендовал принцу снабдить сильными гарнизонами Торн и Данциг, отвести остатки прежних корпусов, сборные пункты которым поначалу назначались на Висле, к крепостям Одера, незамедлительно обеспечить Штеттин, Кюстрин, Глогау и Шпандау припасами, закупив, а при необходимости захватив силой, зерно, скот и лес в округе.

Чтобы раздобыть дерево, Наполеон велел рубить даже деревья общественных променадов, не беспокоясь насчет прусских властей, с которыми можно будет договориться позднее. Затем Евгений должен был заняться крепостями на Эльбе (Торгау, Виттенбергом, Магдебургом и Гамбургом) и сформировать из них третью линию, вооружить ее и снабдить продовольствием, собрать снаряжение и общественные кассы; направить на Рейн почти всю Великую армию, оставив при себе только маршала Нея, дабы бросить его на первых же русских, какие появятся. Наконец, ему следовало ускорить реорганизацию польских войск, предоставить им необходимые денежные средства и ободрить насчет их участи, объявив, что какова бы ни была судьба Польши, все поляки останутся на жалованье у Франции и станут французами, если не смогут быть поляками.

Приняв первые срочные диспозиции, Наполеон тотчас занялся основательными мерами. Прискорбное состояние остатков армии, не остановившейся не только в Кенигсберге, Ковно и Гродно, но и в Познани; отступничество генерала Йорка; народное движение в Германии, сигналом к которому это отступничество послужило, – всё это говорило об опасности в такой степени, что стало уместно и даже необходимо обратиться к французской нации, просить от нее великих усилий и воззвать к ее патриотическим чувствам.

Наполеон имел, как мы говорили, примерно 140 тысяч новобранцев 1813 года, призванных в сентябре и уже заполнивших сборные пункты. Он располагал, кроме того, ста батальонами когорт[25], превосходно обученных, заполненных опытными солдатами, но в отношении офицеров представляющих только временную организацию. Это был первый ресурс в 240–250 тысяч человек. Наполеон решил незамедлительно его удвоить и довести до 500 тысяч человек.

Благодаря особенностям Национальной гвардии, которая подразделялась на три разряда, включавших граждан 20–26 лет, 26–40 лет и 40–60 лет, из призывников первого разряда составили когорты из неженатых мужчин, менее необходимых семьям, но обретших уже всю мужскую силу. Наполеон решил получить еще