Под прикрытием - Сергей Николаевич Зеленин

собрании Губисполкома победила иная точка зрения — что письмо в Москву надо писать всё-таки Троцкому. Я не смог переломить ход событий: «демократический централизм» — мать его, голосование — «свободное волеизъявление», чёрт бы его побрал!

— Миша, — шепчу я Барону, — эта бумага должно быть вечером у меня.

— Зачем, ведь…?

Шиплю рассерженной змеюкой:

— Ты хочешь в архивах петроградской ЧК порыться или уже передумал?

— Конечно хочу — нет, не передумал… А, как…?

— Тогда не спрашивай «как», Миша — а делай! Или, иди к чёрту.

Барон «сделал»!

Всю ночь корпел, портил зрение при тускло-мерцающем жёлтом свете туземной электрической лампы — но в Москву пошло правильное письмо, к правильному вождю и с подписями правильных комсомольцев.

На удивление быстро — как раз к началу операции «Хулиганов нет», пришла ответная телеграмма от Генсека РКП(б):

«Товарищ Жданов! Инициативу товарищей нижегородских комсомольцев всемерно поддерживаю и одобряю. Сталин».

Ну, вот мы и обзавелись «крышей»!

Андрей Александрович Жданов после получения телеграммы от Сталина, тут же прибыл к нам в здание нижегородского губернского исполнительного комитета РСКМ и взялся как бы «координировать» войну с хулиганами от лица РКП(б). Немедленно началось формирование «Ударных комсомольских отрядов по борьбе с хулиганством» (УКО), был избран штаб руководства операцией «Хулиганов нет» из представителей комсомольских организаций города и провинций, который возглавили Ефим Анисимов с его заместителем Кондратом Конофальским.

В пятницу поздним вечером, из Ульяновска прибыла наша основная ударная группа и Кузьма с сотней «американских» бит. Кроме того, приятно порадовал наш Домовёнок:

— Смотри, Серафим, что я придумал!

— Ну, смотрю — что там у тебя? Во…! А что он такой тяжёлый?

Разобравшись, обнаружил — что в карманы привезённых с собой жилетов-разгрузок, он положил по тонкой металлической пластине:

— Это листовое «лопаточное» железо. Уже проверяли: удар — даже самого тяжёлого и острого ножа держит.

— Ай да Кузька, ай да — сукин сын, — просто кипятком писцаюсь от его ума и сообразительности, — как хорошо придумал, а?!.

Тут же примерил один такой импровизированный бронежилет и остался доволен: стальные пластины хорошо защищали наиболее уязвимые места — район груди и живот.

— Слушай, Домовёнок, — верчусь пред зеркалом, — живы останемся — надо будет патент на изобретение оформить.

— На кой?

— Чтоб был.

— Аааа… — ковыряет в носу, — ну, как скажешь — надо, так надо.

* * *

«Акция» была назначена на вечер субботы и к этому дню всё было практически готово. Предварительно небольшими группами, средь бела дня совершали разведывательные вылазки — знакомясь с местностью и повадками противника. Заодно, я кое с кем познакомился дополнительно и продумал всё до мелочей…

Кажется «всё».…Или?

— Да нет, — успокаиваю сам себя, — всё должно получиться как надо.

Наскоро инструктирую напоследок бойцов:

— Товарищи! Враг многочисленнен, коварен и очень хорошо вооружён… Поэтому, когда начнём — бить надо долго не думая: увидел хулиганскую рожу с чёлкой или другими какими «особыми» приметами и, врезал битой — чтоб с копыт его! Иначе, он вас порежет или череп проломит.

С Бароном у нас состоялся отдельный разговор:

— У тебя особая роль, Миша: в общей свалке не участвуешь и бдишь — пока не увидишь кого с огнестрелом. Как только такая гнида материализуется: вот тебе неучтённый ствол — дальше сам знаешь, что делать.

Тот, со знанием дела осмотрел со всех сторон солдатский «Наган» — заначенный после ликвидации бандформирования с Дона, посмотрел ствол, проверил патроны в барабане провернув его:

— Эх, как я тогда мечтал о таком… Конечно, знаю.

— После применения, не дай Бог, конечно, — трижды сплёвываю через левое плечо, — не забудь выбросить — лучше в сторону беспредельщиков.

* * *

Наконец, начало темнеть — решающий час настал и, мы с Елизаветой одетые в «пролетарки» — по-пионерски взявшись за руки, заходим в парк в котором находился «Рабочий клуб» — под изумлёнными взорами прогуливающейся на свежем воздухе одиночной шпаны.

— Глядь, какие чоботы!

— Надо бы снять — фраерку, они кажись жмут…

— Чё твои «чёботы» — ты на евойную деваху глядь!

— Ух, ты… Вот бы ей вдуть!

Всем приблатнённым — предлагавшим «поменять» мои берцы на кирпич, или пытающимся «подкатить на гнилой козе» — отправив меня «погулять», познакомиться с Лизой то бишь, я с вежливой улыбкой говорил:

— Мы артисты — идём к Колчаку (другим я говорил, что идём к Большому Ивану)… Хочешь лишних проблем со здоровьем, братан?

«Проблем» никто не хотел, тем более со здоровьем — но в дверь Рабочего клуба вслед за нами ввалилась целая толпа. Даже, выясняющие отношения сразу за двумя углами, прервали это своё — безусловно весьма увлекательное своё занятие до следующего раза и, последовали туда же — не желая пропустить возможно зачётное зрелище.

Пока, всё шло по «сценарию».

— Кто такие? — то и дело слышалось, — смотри какие штиблеты на фраерке лысом!

— Вот, это шмара! Чья она, с кем гуляет? С этим сморчком, чштоль?!.

— Клещ! Врежь ему «краснофлотского»!

— Охолонь, паря! Говорят — артисты. Мол, идут к Колчаку…

— Не бреши! К Ивану Большому.

— Сам не бреши!

Внутри, стандартная ситуация — виденная много раз в «своё» время на дискотеках в колхозных клубах: дамы вдоль стеночки ждут приглашения кавалеров, редкие парочки томно танцуют «медляк» под барабан Страдивари… Извиняюсь — под баян.

Однако, есть и свои нюансы: обе враждующие группировки тусуются каждый на своей стороне — а на возвышении сцены точь так же, сидят их главари с ближайшими «шестёрками» и разукрашенными подругами.

В танцевальном зале клубами висел табачный дым, смрадно смердело пивом и сивухой, а по облику и поведению некоторых «культурно проводящих досуг» — можно было понять, что они уже пьяны в дупель…

Музыка как-то «сама-собой» замолкла, остановились танцующие пары и все присутствующие — раззявив зевальники, уставившись на нас с Лизой. Та, поневоле поёжилась… Шепчу ей:

— Всё будет хорошо, моя девочка. Я с тобой и все наши ребята рядом…

Меня б, кто успокоил! Внутри, всего колотит — как центрифугу у советской стиральной машины.

У подножья сцены сидит на лавочке безногий баянист в драной тельняшке и бескозырке с выцветшим названием корабля — с коим я не так давно познакомился, имел некий конструктивный разговор — закончившийся перераспределением в его пользу моих денежных знаков и, пару репетиций перед намечающимся