Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

заплетенной в косички, но коротко подстриженной гривой. Орфанталу стало интересно, есть ли у лошадки имя, а если есть, то знает ли она его и что это имя может для нее значить, особенно когда она общается со своими друзьями и подругами. И знала ли она, как зовут других коней, а если да, то насколько это изменило ее мир? Стало ли для нее все иначе и поселилось ли в ее голове нечто новое и чуждое?

Мальчик понятия не имел, почему его преследуют подобные вопросы. Беспомощность существовала во многих ипостасях, и точно так же существовало немало разновидностей слепоты. Лошадь с равным успехом могла нести на своей спине героя или злодея. Животное не осознавало различий и не заслуживало позорного клейма из-за поступков своего хозяина. Ребенок вовсе не обязательно пойдет по стопам отца, убивавшего для развлечения, или матери, убивавшей от страха, но он может провести всю последующую жизнь в тени этого знания. Вопросы не могли возникать в отсутствие хотя бы намека на знание, но, что хуже всего, вместе с ним приходило понимание, что на многие из этих вопросов никогда не найдется ответа.

Впереди Орфантала ехал Грипп Галас, вернувшийся вместе с повелительницей Хиш Туллой с несостоявшейся свадьбы. Госпожа еще недавно была в доспехах и при оружии, а с севера постоянно приходили известия о смертях, отчего комната, которую предоставили мальчику, и сам дом, где она находилась, казались ему маленькими и полными скорби. Грипп и Хиш Тулла в основном молчали, хотя обоих переполняли страшные новости, но мальчик боялся о чем-либо спрашивать, стараясь при первой же возможности сбежать от них.

Но теперь они сопровождали его в Цитадель, дабы передать там под опеку Сыновей и Дочерей Ночи. Орфанталу предстояло встретиться с повелителем Аномандером и его братьями, великими тисте, о которых рассказывала ему мать, и, несмотря на все разговоры о войне, он твердо знал, что среди подобных героев ему опасаться нечего.

Повелительница Хиш Тулла поравнялась с мальчиком. Лицо ее было суровым.

– Ты познал немало тягот с тех пор, как покинул дом Друкорлат, Орфантал, и, боюсь, неприятности твои еще далеко не закончились.

Ехавший впереди Грипп Галас оглянулся и снова уставился перед собой. Они приближались к первому мосту. Мимолетное внимание Гриппа встревожило Орфантала, хотя он сам не понимал отчего.

– Пришли известия из Абары-Делак, – продолжала женщина. – На монастырь напали и сожгли его дотла. Увы, насилие на этом не завершилось. Орфантал, как сие ни печально, но твоя бабушка погибла, а твоего родного дома больше нет. Мне очень жаль. Мы с Гриппом поспорили, стоит ли сообщать тебе столь страшную новость, но я боялась, что ты узнаешь об этом в Цитадели: она кишит слухами, будто осиное гнездо, и тамошние обитатели часто наслаждаются тем, как жалят других их слова.

Мальчик сгорбился в седле, борясь с внезапно нахлынувшим холодом.

– В этом городе так темно, – проговорил он.

– В Цитадели еще темнее, – сказала повелительница Хиш Тулла. – Таков привкус могущества Матери-Тьмы. По крайней мере, Орфантал, ты скоро избавишься от страха темноты и поймешь: для того чтобы увидеть все необходимое, свет вовсе не обязателен.

– Моя кожа почернеет?

– Полагаю, что да, если только ты не выберешь путь отрицателей.

– Я хотел бы выглядеть, как повелитель Аномандер, – заявил он.

– Тогда Ночь найдет тебя, Орфантал.

– А в доме Друкорлат все погибли, госпожа? У меня там был друг, мальчик с конюшни.

Повелительница пристально посмотрела на него, медля с ответом.

Они выехали на широкий мост. Копыта глухо стучали по булыжникам. Орфантал чувствовал запах реки, влажный и слегка неприятный, наводивший на мысли о погруженных в задумчивость богах.

– Не знаю, – промолвила наконец Хиш Тулла. – Огонь мало что оставил.

– Ну… вернее, мы с Вренеком когда-то дружили, но потом все закончилось. Я рад, что там хотя бы не было мамы.

– Орфантал, горе тяжело пережить, а ты и так уже немало страдал. Будь терпелив. Жизнь подобна ткани, в которую вплетена грусть.

– А вам тоже бывает грустно, госпожа?

– Ты найдешь мир в своей душе. Мало кто способен предсказать, каким может оказаться ответ на грусть, но он всегда приходит со временем, и ты научишься ценить дар, каковым является удовольствие. Но вот на что тебе абсолютно точно не стоит рассчитывать, Орфантал, так это на радость без конца, ибо таковой вообще не существует. Слишком многие стремятся к недостижимому, и это стремление поглощает их без остатка. Они лихорадочно мечутся, охваченные отчаянием, и проявляют таким образом слабость перед лицом грусти. Даже более чем слабость. На самом деле это разновидность трусости, попытка обратить в добродетель бегство от правды. Но все это лишь хрупкая видимость. – Женщина вздохнула. – Боюсь, я слишком сложно выражаюсь, пытаясь дать простой совет.

Орфантал покачал головой:

– Мне не чужда грусть, госпожа. Сегодня я буду оплакивать Вренека и лошадь, которую я убил.

Они въехали на мост поменьше, над окружавшим Цитадель рвом. Услышав слова мальчика, Грипп Галас натянул поводья и развернул коня поперек дороги.

– Та кляча и так уже была на последнем издыхании, – произнес он.

– Вы не видели, как она боролась до самого конца, господин, – возразил Орфантал.

– Верно, не видел. Но если бы ты не пожертвовал своей лошадью, то тебя бы сейчас здесь не было.

Орфантал кивнул:

– Да, моя душа освободилась бы и вернулась на земли дома Друкорлат и играла бы в руинах вместе с призраком Вренека, как в те времена, когда он еще не решил, что я ему больше не нравлюсь. У меня снова появился бы друг, а та лошадь сейчас была бы жива и, возможно, помнила бы о мальчике, которого она возила, о мальчике, который не был к ней жесток.

Грипп уставился в землю, будто разглядывая булыжники, а затем вздохнул и снова развернул коня в обратную сторону.

Они проехали под аркой ворот, сопровождаемые взглядами чернокожих солдат в мундирах Обители Пурейк.

– Забери его в Цитадель, Грипп, – сказала повелительница Хиш Тулла. – Встретимся позже в Большом зале.

– Госпожа?

– Поезжай, Грипп. Дай мне побыть одной, прошу тебя.

Старик кивнул.

– Едем со мной, заложник. Я провожу тебя домой.

С трудом сдерживая рвавшиеся наружу рыдания, Хиш Тулла смотрела, как они скачут через двор. Простые и искренние слова мальчика врезались ей в душу. Хрупкое самообладание, которое столь быстро вернулось к повелительнице после того, как она обняла повелителя Андариста, пытаясь смягчить его горе, стоя рядом с ним на коленях у подножия каминной плиты, вновь ее покинуло.

К концу дня Хиш предстояло отправиться вместе со своим отрядом