Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

домашнего войска обратно к себе в крепость. После вопиющего нарушения всех традиций повелительница уже не была столь уверена, что Сукуль Анхаду ничто не угрожает, хотя она достаточно хорошо знала кастеляна Рансепта, чтобы рассчитывать на старика: он сумеет защитить девочку от любой возможной опасности, по крайней мере на какое-то время. Но Хиш занимали и другие мысли – в чем-то неожиданные и вместе с тем почти невыносимо желанные. Она подумала о мужчине, который сопровождал Орфантала в Цитадель, и вновь почувствовала, как участилось ее дыхание.

Хиш была не настолько стара, как можно было бы предположить, учитывая ее обширный опыт, в то время как Грипп Галас прожил на свете уже сотню лет, если не больше. Вряд ли бы им удалось избежать двусмысленных шуток и презрительных взглядов за спиной после того, как стало бы известно, что повелительница Хиш Тулла, которую столь долго считали недосягаемой, отдала свою любовь простому слуге повелителя Аномандера. В былые времена она не стала бы обращать внимания на насмешки, но сейчас чувствовала себя уязвимой и абсолютно беззащитной.

Прежде Хиш Тулла искренне считала, что смирилась с печальной перспективой провести жизнь в одиночестве, неуклонно шагая вперед сквозь все оставшиеся ей дни и ночи. Даже возможная война, хотя та и казалась отвратительной, манила ее, словно бы, сражаясь, Хиш могла найти повод для того, чтобы жить, а защищая справедливость и достоинство – могла придать смысл своему суровому маршу сквозь время, сколь бы долгим или коротким ни оказался ее жизненный путь.

В Цитадели, в этой лихорадочной суматохе потревоженных душ, среди множества мнений и аргументов, высказываемых со всей страстью, повелительница могла найти свою будущую судьбу. Глубоко вздохнув и постепенно успокаиваясь, она снова направила свою лошадь вперед.

К Хиш подбежал конюх, чтобы забрать лошадь, и она спешилась, жалея, что решила оставить доспехи в своей резиденции, где они ждали отъезда хозяйки из города. Но ни кольчуга, ни железные латы не сумеют защитить от насмешек, которые неизбежно последуют, как только станет известно о ее капитуляции, и все взгляды устремятся на хромающего рядом с ней Гриппа Галаса. Она представила себе, с каким презрением будут смотреть на нее другие высокородные, повергнутые в смятение подобным нарушением всех обычаев знати; вне всякого сомнения, многим также захочется увидеть ее падение, в результате чего, по их мнению, повелительница Тулла неизбежно лишится всех прав. Другие будут точно так же презирать Гриппа Галаса, считая, что он взял на себя непосильную ношу, одержимый страстью возвыситься над остальными. От обоих отвернутся друзья и родные, и впереди их будет ждать лишь одиночество.

И тем не менее Хиш Тулла поклялась, что переживет эту бурю, поскольку теперь она наконец-то была больше не одна.

Если повезет, Орфантал сумеет найти нового друга даже здесь, в Цитадели, что отвлечет его от мыслей о смерти. И все-таки повелительнице было любопытно: что же заставило Вренека, того мальчика с конюшни, отвернуться от Орфантала?

«Похоже, любовь к Гриппу Галасу лишила тебя способности думать, подруга, – усмехнулась Хиш. – Заложник нисколько не расстроился, узнав о гибели своей бабки. Так что нетрудно догадаться, кто вонзил нож в сердце той дружбы.

Вренек, если твой дух навещает фамильную усадьбу Друкорлатов, прошу тебя, найди смелость сурово взглянуть в глаза Нерис. Смерть уравняла вас, и теперь ты наконец свободен от власти старухи. Расскажи ей обо всех ужасах, на которые ее страх обрек живых и мертвых.

И непременно передай, что внук не стал ее оплакивать».

Дюжина просторных помещений вдоль южной стороны Цитадели стала теперь владениями повелителя Аномандера и его братьев. Комнаты были плохо освещены, а на стенах висели довольно ветхие гобелены, многие из которых были изготовлены еще во времена основания Харканаса. Изображения на них поблекли от времени, что лишь добавляло загадочности, и, хотя Эмрал Ланеар не раз наклонялась ближе, пытаясь понять, что именно она видит по пути к покоям повелителя Аномандера, верховную жрицу мучило странное беспокойство, как будто прошлое эгоистично утаивало свои секреты, превращая неизвестность в нечто зловещее и угрожающее.

Никогда еще конец красоты не был столь неуловимым. По утрам, когда Эмрал немигающим взглядом смотрела в зеркало, каждый очередной признак старения буквально кричал ей в лицо. Когда бедная женщина шла мимо ряда насмехавшихся над ней гобеленов, ей хотелось ускользнуть в их невещественные, лишенные цвета миры, навеки погрузившись в забвение. Жаль, что нельзя просто исчезнуть среди истрепавшихся нитей. В том мире отпала бы нужда стремиться к какой-либо цели, не надо было бы даже раскрывать рот, чтобы что-то сказать. Больше всего жрице хотелось стать еще одной фигурой в этих выцветших сценах, и тогда ей больше не пришлось бы никому ничего объяснять.

«Как же я завидую прошлому и как тоскую по всему тому, от чего оно добровольно отказалось, отдаляясь от настоящего! – подумала Эмрал. – Все резкие возражения и жалкие оправдания сменяются молчанием. Каждый вздох останавливается на полпути. Начатое слово остается недосказанным».

Прошлое было безразлично к обвинениям. Радуясь распаду, оно бесстрастно взирало на любые события, и его не волновало, кто именно вздымал пыль. Было бы самонадеянным полагать, будто минувшее вообще с кем-либо говорит – не важно, с настоящим или с неведомым грядущим. В силу самой своей природы оно отвернулось от них обоих.

Эмрал нашла повелителя Аномандера сидящим вытянув ноги в глубоком кресле с высокой спинкой, как будто он просто отдыхал, не обращая внимания на хаос, в который катился мир. Его брат Сильхас расхаживал вдоль дальней стены, мимо трех огромных, от пола до потолка, гобеленов с чересчур стершимися, чтобы их можно было разобрать, изображениями. С его бледного лица не сходило выражение тревоги. Он бросил на верховную жрицу обеспокоенный взгляд.

Эмрал остановилась перед повелителем Аномандером, который продолжал смотреть в пол.

– Первый Сын, – сказала она, – Матерь-Тьма желает с вами поговорить.

– Весьма любезно с ее стороны, – кивнул Аномандер.

– Он все время сидит так, будто превратился в каменное изваяние, – раздраженно проворчал Сильхас. – Андарист покинул нас. Наш брат идет по пылающему лесу, и в этом королевстве страха ему не найти спасения. Но Аномандер все равно сидит себе в кресле и даже не предлагает ничего предпринять.

– Повелитель Сильхас, – спросила Эмрал, – вы боитесь, что Андарист лишит себя жизни?

– Нет, верховная жрица. Его чувство вины не ищет быстрого конца. Как известно, пепел удобряет почву, и могу поспорить, что он посеял свое семя и теперь ухаживает за пускающим ростки богатым урожаем. Это будет горький урожай, но Андарист намерен насытиться им вволю.

– Все ждут ответа