Вознесение - Джон Уинтерборн

фейерверках, только к грохоту от взрывов прибавлялись еще и крики людей, которые медленно увядали с каждым мгновением. Иногда потому, что у них уже не было сил кричать, будь то от отчаяния или боли, но чаще потому, что они банально умирали.

Когда Андромеда дернулась вперед, чтобы встать, ее тут же притянуло назад, и она почувствовала резкую боль в нижней части спины. Спустя мгновения, когда чувства начали возвращаться к ней, она поняла, что боль исходила от хвоста, и притянул ее обратно он же, потому что его прижало обломками. Огромной каменной глыбой разрушенного дома, находившейся прямо за ее спиной. И как ее только не раздавило?..

За болью в хвосте последовала и боль на руке, боль от магического ожога — а это значило, что ей относительно повезло, ведь взрыв просто охватил ее магическим пламенем, а не превратил в нечто чудовищное. И она все еще была жива, так что в ситуации можно было найти сплошные плюсы, не считая адской боли от этого ожога.

Но адская боль была лишь началом, ведь ей, так или иначе, нужно было найти Фауста, которого рядом не видно, а значит, нужно подняться далеко вверх, по длинным ступенькам, что были прямо перед ней. Видимо, в момент взрыва она пролетела вперед и покатилась вниз… это вполне объясняло, откуда у нее столько ушибов по всему телу.

Учитывая, что она не могла пользоваться магией, был лишь один вариант — грубая сила. Андромеда выхватила с пояса свой короткий меч, кортик, у которого даже была имя: «Милосердие». Покрытый обманчивой синей сталью, что должна притуплять боль и сковывать тело прохладой, клинок Андромеды на самом деле был скован из красной стали, той самой, что является чуть ли не главным оружием против всего магического. Колотая рана от такого оружия может стать фатальной, разорвав магические цепи в теле человека, тем самым лишив его магии, но у Андромеды сейчас не было другого выхода. До конца не осознавая, что делает, она схватилась за клинок и начала резать себя.

Словосочетания «адская боль» на этот раз было мало, ей хотелось не просто плакать, — ей хотелось рыдать от боли, что она, собственно, и делала, попутно цепляясь своими зубами за губы, чтобы не сорвать себе голос от крика. Она кусала себя так сильно, что в какой-то момент изо рта пошла кровь от ее укусов, но процесс дилетантской ампутации уже завершился. Андромеда подскочила на ноги, пошатнулась вперед, и посмотрела на хвост, зажатый каменными булыжниками — да, она и впрямь решилась его отрезать. Она не могла поверить как в то, что хвоста у нее больше нет, так и в то, что у нее хватило сил в принципе отрезать себе хвост, ведь это была самая чувствительная часть ее тела.

По ее телу прошла ужасающая судорога, а в глазах, на мгновение, померкло. Боль начала нарастать, и в какой-то момент к ней пришло понимание того, что лучше в ближайшее время не станет. Сознание Андромеды смогло примериться с этим, давая ей если не время всего мира, то хотя бы небольшой промежуток, чтобы двигаться вперед.

Мысленно попрощавшись с хвостом, Андромеда двинулась вперед, вверх по ступенькам. По пути, она видела людей, умоляющих о помощи. Матерей, просящих забрать детей… мужчин, рыдающих над искаженными магией телами своих жен, ставших чем-то иным. Детей, которые звали родителей на помощь, но никто не откликался на их позывы. Все эти люди… они нуждались в помощи, и Андромеда хотела помочь им, ведь, по ее мнению, это было как раз то, ради чего она была рождена, — помогать другим… но она не могла.

Она могла лишь молча пройти вперед, успокаивая себя тем, что использование магии в данный момент просто убьет ее. Но, на самом деле, даже если бы она могла использовать магию, она бы не смогла вылечить их, потому что ей было очень страшно. Ее пугали эти крики, ее пугали искаженные тела, пугали невероятные ожоги на ее руке. Но больше всего… она боялась увидеть мертвого Фауста на вершине лестницы, в конце.

И когда она увидела свисающую на лестницу руку, закованную в стальной доспех, она рванула вперед как не в себя, перестав замечать умирающих вокруг людей. Как она и ожидала, на вершине ее ждал Фауст, вид которого оставлял желать лучшего. Подобно Андромеде, одна из его рук была обожжена, но если в случае Андромеды в ее кожу впивалась ткань одежды, то в Фауста впивались части надломленной стали доспеха.

— Фауст? — схватив себя за обожженную руку, тихо спросила Андромеда. — Фауст, ты жив?..

Ответа не последовала, и Андромеда села рядом с ним, постукав его по щеке.

— Просыпайся, Фауст… я не смогу выбраться отсюда одна, я… не смогу…

Андромеда посмотрела назад, через плечо, на горящий, витающий в небе город, в частности на место, где должен был быть королевский замок, но сейчас там не было ничего, кроме обломков. Она видела сотни трупов перед своими глазами, хаотично разбросанные по улице, и тысячи душ, которые оказались заперты в объятиях Терния.

Последние дни астрального волка были ужасны, но это… это стало финальным штрихом. Она больше не могла идти вперед. Андромеда не ела, не пила, не спала так долго, что у нее просто не осталось сил, а вид умирающего Фауста, если уже не умершего… добивал ее. Не было мыслей в ее голове, не было сожалений, не было страха, — она просто легла рядом с ним, положила руку на его грудь и закрыла глаза, ожидая скорейшей смерти.

— Быть может, если я использую заклинание, я умру сама, но спасу тебя… — тихо сказала она, желая услышать ответ. — Быть может, я смогу спасти тебя еще раз.

Но ответа не последовало. Если Фауст и был все еще жив, то он не мог ей ответить.

— Если ты используешь заклинание, то сыграешь в рулетку, где ты можешь умереть мгновенно, а можешь страдать еще больше, чем сейчас… — заговорил с ней Войд.

Сейчас, она даже не была удивлена, что он умудрился найти ее в этом хаосе. Она даже не почувствовала никакого облегчения, осознав, что ему все же удалось выжить: настолько искажено ее сознание. Андромеда очень чувственный, добрый человек, и в любом ином случае она переживала бы за Войда, но только не сейчас. Она не могла.

Все ее нутро дало сбой.

— Я видел много ужасных вещей за свое существование, и это событие, пожалуй, пойдем в копилку одних из самых ужасных… — оглянувшись на горящий город, сказал Войд. —