Рутинёр - Павел Корнев

Кто-то добирался до опушки, а дальше шёл уже вдоль кромки леса, кто-то подобно нам углублялся в чащобу по петлявшей меж деревьев тропе с двумя глубокими колеями. Но на просеку, до которой добрались полчаса спустя, ни один из попутчиков свернуть не догадался. Оно и немудрено: та уже начала понемногу зарастать кустарником, да ещё уводила куда-то в сторону от Зарьиной пустыни. Все продолжали двигаться по лесной дороге напрямик к монастырю.

– На опушке ещё один пикет, – с усмешкой поведал маэстро Салазар. – Там всех заворачивают.

– Навстречу никто не попадался! – резонно заметил Уве.

– Возвращаются уже другой дорогой, напрямик, – сказал Микаэль, с тяжким вздохом погладил притороченный к седлу мех с вином, но прикладываться к нему не стал. Похмелиться он сегодня возможности не упустил, при этом лишнего себе не позволил, по поводу чего и страдал.

Мы свернули с дороги, и я спросил:

– А здесь? Тоже пикет стоит?

– Доедем до самого монастыря, но что там дальше – Георг не знает.

Вскоре просека привела нас на небольшую вырубку, от которой в нужном направлении уходила неприметная тропинка. Именно на неё Микаэль и указал.

– Нам туда!

Я придержал его, вытянул из-за пояса волшебную палочку и убрал в саквояж, затем стянул с пальцев служебную печатку и перстень лиценциата тайных искусств. То же потребовал сделать от Уве.

– Но зачем, магистр? – изумился школяр.

– Церковь не слишком ладит с Вселенской комиссией, да и колдунов духовенство только терпит. Сунем нос в чужое дело, могут и оторвать. А так мы простые паломники. Я и Микаэль – охранники. Марта – слуга. Ты за главного.

– Я? – сипло выдавил из себя Уве и передёрнул плечами. – А почему нам просто не уехать отсюда?

– Интуиция, – наставительно произнёс я. – Прислушивайся к интуиции, если желаешь стать магистром-расследующим.

– И всегда принимай в расчёт наихудший из возможных вариантов развития событий, если не желаешь стать мёртвым магистром-расследующим, – с усмешкой прибавил маэстро Салазар.

Я кивнул, принимая резонность этого высказывания, и направил жеребца на тропинку. Ветви деревьев там смыкались прямо над головами, приходилось то и дело подныривать под сучья, поэтому ехали чуть ли не шагом.

– Что вызывает ваши подозрения, магистр? – поинтересовался Уве, пристроившийся сразу за мной.

– Покров тайны, – немного пафосно ответил я, обернувшись. – Мощи святого скрытно забирают из кафедрального собора Вакенхальде, скрытно перевозят сюда, скрытно помещают в монастырь. Никого не пускают внутрь, никого не выпускают наружу. А ведь о столь знаменательном событии должны кричать на каждом углу! Шутка ли – останки святого Рафаила впервые возвращаются в Зарьину пустынь! Всякий пожелал бы оказаться причастным к такому деянию, архиепископы Ренмеля и Миены не исключение. Жажда мирской славы им отнюдь не чужда!

Уве озадаченно нахмурился, а вот Микаэль в моих выводах усомнился.

– Возможно, иерархи церкви желают помолиться в тишине и спокойствии, а уже потом открыть монастырь для простецов.

– Не две седмицы кряду! – отрезал я. – Монастырь неплохо зарабатывает на паломниках, никто не станет терпеть подобные убытки без веской на то причины.

– Туше! – развёл руками маэстро Салазар.

Послышался шум бегущей по камням воды, открылась и скрылась за деревьями небольшая полянка не берегу, а затем тропинка вновь углубились в заросли. Ехали мы ещё минут десять, а потом как-то совершенно неожиданно вывернули на опушку, с которой открылся вид на широкое поле и возвышавшиеся посреди него монастырские строения, обнесённые не слишком высокой каменной оградой.

Зарьина пустынь!

Но как для нас открылся вид на монастырь, так и мы оказались в поле зрения выставленного на выходе из леса пикета. И это были отнюдь не местные ополченцы: на сторожевом посту дежурили полдюжины арбалетчиков и трое рубак в кирасах, открытых шлемах и мундирах чёрно-жёлтой окраски. Цвета архиепископа Миенского.

Лица всех наёмников закрывали кожаные маски вычурной формы, напоминавшие клювы хищных птиц, не было её лишь у монаха в простой коричневой хламиде.

– Кто вы и что вам нужно?! – зычно крикнул он, когда мы придержали лошадей.

Стрелки не спешили хвататься за арбалеты, но было предельно ясно, что болты полетят в нас, прежде чем получится укрыться за деревьями, поэтому я, почти не разжимая рта, шикнул на школяра:

– Уве!

Тот очнулся и крикнул в ответ:

– Паломники! Идём к святому месту!

– Возвращайтесь в Вильмштадт! – заявил монах. – В обители карантин!

Он не стал сообщать, какое заболевание распространилось среди братии, лишь указал в подтверждении своих слов на вкопанный в землю шест, где трепетал под порывами ветра флажок с оранжевым левым-нижним и красным правым-верхним треугольниками.

Арбалетчики начали подниматься с земли и потягиваться, так что Уве решил не затягивать разговор и объявил:

– Благодарю! Мы последуем вашему совету!

Школяр стал разворачивать коня к лесу, а вот я немного замешкался, дабы окинуть внимательным взглядом и поле, и монастырь. Пробраться к тому не было никакой возможности, поскольку вдоль опушки леса курсировали сразу два конных патруля с поджарыми охотничьими псами. Судя по ало-голубым мундирам, в охране Зарьиной пустыни принимали участие ещё и наёмники архиепископа Ренмельского; егеря или рейтары – разобрать не получилось, но вооружены они были не арбалетами, а мушкетами и пистолями. У открытых ворот монастыря стояло несколько монахов, да ещё рядом были разбиты шатры и поднимался к небу дымок полевой кухни, меж палаток бродили свободные от службы наёмники.

В карантинной обители не было ровным счётом ничего подозрительного или даже просто необычного, осенило меня уже среди деревьев. Обращать внимание следовало не на появившееся, но на пропавшее. А пропала умиротворяющая аура святого места. Не было её больше. Ну или почти не было. Поле как поле. Дома как дома. Прежде отголоски святости вполне явственно ощущались на опушке, а сейчас они сгинули, как не бывало.

Без всякой подготовки я вогнал себя в транс и сознание вломилось в незримую стихию, будто гвоздь в трухлявое дерево; даже мотнулась голова. Эфирное поле показалось не слишком-то и упорядоченным, каким-то рыхлым и… слабым. Словно обитель поразил отнюдь не телесный недуг, а монахи прогневили небеса и те отвернулись от них, забрали пролившуюся некогда на это место благодать. Оставили только самую малость – что-то такое ощущалось в той стороне, где темнели неказистые строения обители.

Зажав пальцами нос, я нервно оглянулся, но преследовать нас не посчитали нужным. Да и с чего бы? Желали отвадить от монастыря паломников и вполне добились своего.

Я свесился из седла и высморкался кровью. Микаэль обернулся на звук и негромко произнёс: