Варвары и Рим. Крушение империи - Джон Багнелл Бьюри

Юсте Грате Гонории было немного за тридцать, когда недовольство вылилось в действия. У нее были собственные покои во дворце и штат прислуги, которой управлял некто Евгений. С ним она в 449 году завела любовную интригу. Возможно, она его любила, но главным для нее всегда были честолюбивые амбиции, а любовь отступала на второй план. Гонория сделала его инструментом в заговоре, имевшем целью свергнуть ненавистного брата. Заговор раскрыли, и Евгения предали смерти. А Гонорию выдворили из дворца и насильно обручили с Флавием Бассом Геркуланом, богатым сенатором, уравновешенность и рассудительность которого гарантировала императору, что опасная сестра не сможет втянуть такого супруга в очередной заговор. Идея подобного союза была ненавистной для Гонории, и она всеми силами сопротивлялась. Женщина даже решила обратиться за помощью к варварам и отправила с доверенным человеком — евнухом по имени Гиацинт — свое кольцо и большую сумму денег Аттиле, моля его помочь ей избежать брака. Аттила был самым могущественным монархом в Европе, поэтому она и выбрала его на роль своего защитника.

Предложение августы Гонории было принято Аттилой благосклонно и определило его политику на следующие три года. Послание, вероятно, попало к нему весной 450 года. Кольцо должно было удостоверить, что оно подлинное, но Аттила решил, что это предложение брака. Он потребовал Гонорию в жены и заявил, что половина территории Валентиниана III должна быть дана ей в приданое. Одновременно он стал готовиться к захвату западных провинций. Причем он адресовал свое требование не Валентиниану III, а Феодосию п, и тот немедленно посоветовал Валентиниану отдать Гонорию гунну. Валентиниан пришел в ярость. Гиацинта подвергли пыткам, чтобы узнать все подробности, после чего обезглавили. Галле Плацидии пришлось изрядно потрудиться, чтобы убедить сына пощадить жизнь своей сестры. Услышав об этом, Аттила немедленно отправил посольство в Равенну с протестом. Эта госпожа, заявил он, не сделала ничего плохого. Она — его невеста, и он поможет ей получить причитающуюся ей долю империи. Аттиле очень хотелось расширить свои владения до берегов Атлантики, и теперь он мог утверждать, что Галлия — законные владения Гонории.

Тем временем умер Феодосий II, и его преемник — воинственный Марциан — осенью 450 года отказался платить дань гуннам. Вероятно, эта решительность помогла Аттиле принять решение: теперь он был намерен обратить силу своего оружия против слабого государства Валентиниана, вместо того чтобы возобновлять нападения на истощенные земли Иллирии, на которые он так часто совершал опустошительные набеги. Было и еще одно соображение, подталкивающее его к началу галльской кампании. Король вандалов прислал подарки королю гуннов, всеми силами стараясь повернуть его против вестготов. Гейзерих опасался мести Теодориха за ужасное обращение с его дочерью и желал уничтожить или хотя бы ослабить вестготов. Современник, хорошо осведомленный о дипломатических интригах при дворе гуннов, писал, что Аттила вторгся в Галлию, чтобы «сделать одолжение Гейзериху». Но это был лишь один из мотивов. Аттила был слишком хитер, чтобы раскрыть все свои планы. Он должен был принять меры, чтобы не допустить союза римлян и готов, и притворялся дружелюбным по отношению к обоим. Он написал в Тулузу, что его экспедиция направлена против врагов готов, а в Равенну — что хочет уничтожить врагов римлян.

В самом начале 451 года он выступил в поход с большой армией, состоящей не только из гуннов, но и из сил его германских (и не только германских. — Ред.) подданных. В нее входили гепиды с гор Дакии под командованием своего короля Ардариха, остготы, которыми командовали три вождя — Валамир, Теодимир и Видимир, ругии с верховьев Тисы, скиры из Галиции, герулы с берегов Понта Эвксинского, тюринги, аланы и др. Достигнув Рейна, они соединились с отрядом бургундов, которые жили к востоку от этой реки, и рипуарских франков. Армия Аттилы вторглась в провинции Белгики, 7 апреля взяла Диводур (Мец), захватила много других городов и опустошила их окрестности. Неясно, действительно ли Аэций поверил в свою безопасность, получив письмо Аттилы, утверждавшее, что гунны не намереваются нападать на римские территории. Представляется определенным лишь одно: приготовления Аэция были поспешными и делались в последний момент. Войска, которые он смог собрать, были недостаточными для отражения наступления огромной армии Аттилы. На призыв Аэция откликнулись салические франки, часть рипуарских франков, бургунды Савойи и кельты Арморики. Но шанс на безопасность и победу зависел от обеспечения союза с вестготами, которые решили сохранять нейтралитет.

Авит был выбран Аэцием для выполнения нелегкой миссии — убедить Теодориха выступить. Он достиг успеха, хотя не вполне ясно: объясняется ли этот успех дипломатическими талантами Авита или тем фактом, что Аттила уже направлялся к Луаре. В окрестностях современного Балансе (южнее Орлеана, близ р. Шер. — Ред.) было небольшое поселение аланов, и их правитель тайно согласился помочь Аттиле завладеть городом Ценаб (Цивитас Аврелианум). Тогдашней целью Аттилы был именно Ценаб (совр. Орлеан), и первой стратегической целью поспешного альянса римлян и готов было помешать гуннам достичь его. Рассказы о происшедших событиях противоречивы. Правда, вероятно, заключается в том, что смешанная армия — Аэция и его союзников вестготов под командованием Теодориха, которого сопровождал его сын Торисмунд, — достигла города раньше, нежели к нему подошли гунны. Аттила сразу понял, что он только накличет на себя беду, если попытается напасть на этот хорошо укрепленный город. Ему оставалось только отступить. Так летом 451 года Аэций одержал бескровную стратегическую победу.

Обычно утверждали, что Аттила осадил Ценаб (Цивитас Аврелианум), и тут существуют две версии. Согласно одной из них, он был уже очень близок к захвату, когда появилась армия римлян и вестготов и спасла его в последний момент. Согласно другой, гунны уже были в городе, когда прибыли спасители и вытеснили их. Обе версии основаны на церковных источниках Орлеана, в которых основное внимание уделяется не исторической достоверности, а чудесам, которые творил орлеанский епископ святой Аниан. Источники вроде бы имели раннее происхождение, но недавно Круш доказал, что они являются компиляцией VIII века. и два варианта повествования являются всего лишь двумя версиями одной и той же церковной традиции, прославляющей деяния святого Аниана. Должны ли мы выбрать одну из версий? На мой взгляд, это совершенно непринципиально. Тем более что существует еще и третья возможность — обе версии могут быть ложными. Обратившись к трудам готского историка Иордана, который писал веком позже, мы не находим ни слова об осаде Орлеана. Этот город присутствует в его рассказе, но его версия не просто не упоминает, но определенно исключает осаду. По Иордану, Аэций сделал именно то, что мы могли бы от него ожидать, — укрепил Орлеан до подхода Аттилы, до столкновения между двумя армиями. Рассказ Иордана, насколько я понимаю, подразумевает, что армии Аэция и его союзников ожидали в Орлеане, чтобы дать отпор гуннам. И Аттила не только не смог напасть на Орлеан, но вообще не осмелился выступить против союзнической армии, которая оказалась значительно больше и сильнее, чем он ожидал. Он отступил на восток к Трикассу (Труа; в римское время город назывался Новимаг. — Ред.). У меня практически нет сомнений в том, что все именно так и было. Ценаб (Орлеан) оказался под угрозой, но его никто не осаждал и никто не штурмовал. Вероятно, жители какое-то время волновались — ведь опасность действительно была вполне реальной. И нетрудно поверить, что епископ Ценаба Аниан действительно оказывал благотворное влияние, успокаивая умы и сердца людей и поддерживая в них надежду на божественную защиту. И если деятельность епископа в этот кризисный период произвела неизгладимое впечатление на горожан, это вполне вписывается в легенду. Предание о его хорошей работе и добрых делах следовало усилить, сделать необыкновенным, волнующим, чудесным, представив город в агонии опасности со стороны осадивших — или даже захвативших его — гуннов. А спасли его молитвы святого. Можно также отметить, что вторжение гуннов в Галлию стимулировало не только мифологическое творчество германцев, но и мифопоэтическую изобретательность церкви. Вряд ли можно найти город, находившийся в реальной или возможной опасности со стороны гуннов Аттилы, в котором не было бы легенды о вмешательстве свыше. В Париже (тогда Лютеция), к примеру, куда Аттила и близко не подходил, утверждали, что к горожанам явилась святая Женевьева и заверила их, что опасности нет.