Семейная могила - Катарина Масетти

Как я ни старался шуметь, поднимаясь по лестнице, когда я пришел, Дезире спала мертвым сном.

Я все-таки довела это дело до конца, хотя и не хотела. Купила у Вайолет пакет косметики и позволила ей накрасить меня. Надо сказать, постаралась она на славу, — видимо, сильно разозлилась на Бенгта-Йорана и теперь пыталась отыграться с моей помощью.

— Ну никакого чувства ответственности! — кипятилась она. — Заявился домой в полтретьего ночи, пьяный в стельку, духами от него несет! Так грохотал, что Курт-Ингвар проснулся и потом полночи заснуть не мог! Ну я его за это оставила ночевать на диване, у него теперь спина разболелась, и поделом!

Вайолет размалевала мне глаза жирным слоем чудовищных фиолетовых теней и накрасила щеки румянами, так что я стала похожа на клоуна Коко. Все это время она давала мне материнские советы и наставления. Наверное, решила, что я тоже собралась в «Ротонду», а там она себя чувствовала как рыба в воде. К тому же Вайолет знала, что я там никогда не была.

— Значит, так: ты это, смотришь на них и улыбаешься, а потом глаза отводишь — и снова на них! — поучала она меня. — И главное, не стой столбом. Пальцами там пощелкай, подвигайся под музыку — дай им понять, что хочешь танцевать! Можешь и сама для начала кого-нибудь пригласить, чтобы тебя заценили на танцполе. Ну вот, готово! Гляди-ка, а ты у нас, оказывается, ничего!

Бенни только глаза выпучил, когда я пришла домой накрашенная, а потом еще и вырядилась в единственное платье с декольте, которое у меня было. Нильса я покормила, и он уснул. Я знала, что где-то через полчаса он проснется и поднимет ор до небес, так что по-быстрому накинула пальто, кинула Бенни: «Пока!» — и рванула со двора на своем «вольво».

— Ты куда? — прокричал он мне вслед, но я только небрежно махнула рукой. Я даже ногти накрасила, хотя не помню уж, когда последний раз пользовалась лаком.

Естественно, я поехала прямиком к Мэрте. Она чуть со смеха не умерла, когда увидела мой новый макияж, но я не поддалась на ее уговоры смыть косметику, так что ей пришлось подложить полотенце мне под голову, чтобы я могла откинуться на спинку дивана. Она угостила меня успокаивающим мятным чаем, и мы немного поболтали о том о сем.

— Ох, вот бы Бенни порадовался, если б узнал, что я не спала, дожидаясь, пока он придет домой! — рассказывала я. — Так и представляла себе, как он утыкается носом в шею партнерши и выпячивает таз, он любит это делать во время танцев, так что хочешь не хочешь на него натыкаешься. Меня это, бывало, здорово заводило, когда мы иногда танцевали в гостях, — а уж что с ним творилось! Значит, и на дамочек из «Ротонды» это должно было действовать. Вайолет говорит, что в свое время он был ухажером хоть куда!

— Ну, на мнение Вайолет я бы в этом деле не очень полагалась, — ответила Мэрта и прыснула. — Она и Бенгта-Йорана считает героем-любовником! Beauty is in the eye of the beholder![9]

— Слава Богу, я еще удержалась от того, чтобы встретить его со скалкой в руках, когда он завалился домой в полтретьего! — зевнула я. — Притворилась, что сплю, как бревно!

На этих словах я отключилась на Мэртином диване, во всей своей красе.

Проснулась я через пять часов от боли в налитой молоком груди. Было два часа ночи, и Мэрта спала с открытым ртом в кресле возле дивана. Экран телевизора показывал заставку.

Я зашла в ванную, сцедила молоко, чтобы можно было хоть как-то двигаться. Затем выскочила к машине и рванула домой. Господи, Нильс там, наверное, уже концы отдает, да и Бенни тоже!

Да уж. Как только я подъехала к дому, в коридоре зажегся свет. — видимо, Бенни увидел огни фар. Он стоял в дверях с орущим Нильсом на руках, и глаза его были чернее черного.

— Я смотрю, кто-то основательно потерся о твою боевую раскраску! — Это было первое, что выпалил он, стоило мне войти в дом. — Ну и как, тебе понравилось?

Я посмотрела на себя в зеркало. Тушь размазалась по щекам, и местами из-под нее проглядывали пятна румян. Тени каким-то образом вообще переместились на лоб.

Не говоря ни слова, я забрала у него Нильса и прижала его к груди. Он захлебывался слезами, икал и не хотел брать грудь, я, как могла, старалась его утешить, шептала всякие ласковые слова и даже пыталась напевать, пока Бенни стоял рядом и меня допрашивал:

— И где же, спрашивается, ты шлялась? И с кем? Весело было? Очень? Значит, ради такого случая и боевая раскраска пошла в дело? С чего бы это?

Тут я не выдержала и прошипела, чтобы он заткнулся:

— А я тебя о чем-нибудь спрашивала, когда ты вчера заявился домой? Так что иди себе и ложись, тебе рано вставать, мне-то сегодня уже все равно не поспать!

Я чуть было не сказала «больше не поспать», но вовремя спохватилась. Нет уж, такого удовольствия я ему не доставлю.

Он стоял, опустив руки, и на его сердитом лице были написаны все невысказанные вопросы, но я просто повернулась и ушла, а потом легла с Нильсом в комнате Арвида.

Почему-то мне казалось, что с танцульками у нас теперь надолго покончено.

И вот наступила весна, а за ней лето третьего года нашей совместной жизни. Креветка по большей части сидела дома, да у нас и денег-то не было куда-нибудь ездить без крайней необходимости. У Нильса наконец прошли колики, и он стал самым что ни на есть жизнерадостным младенцем, так что она довольно часто помогала мне по коровнику. Сажала его в кормовую корзину, ставила ее в пустой бокс для телят, и так он там и сидел, гугукал и сосал свои крошечные кулачки, пока она доила коров.

Арвид тоже вроде успокоился, а то он с самого рождения Нильса ревновал, как страстный испанец. Всю зиму мы только и делали, что следили за тем, чтобы не допустить его до детской колыбельки, он так и норовил подобраться к ней с каким-нибудь острым предметом с явным намерением испытать его на младшем братце. Дезире уже привыкла поднимать Нильса на высоту вытянутых рук, когда Арвид подкрадывался с притворной улыбкой, пряча руки за спиной. Стоило на секунду оставить их одних, как тут же из комнаты Нильса доносился пронзительный крик, а вбегая туда, мы обнаруживали разочарованного Арвида с подрагивающей нижней губой. «Тють-тють усипнуть?..» — тоскливо говорил он.

Я почти понимал его. В моей груди тоже шевелились самые примитивные чувства, когда маленький крикун забирал все внимание Дезире. Иногда мы с Арвидом понуро брели на кухню, ища утешение в бутербродах, словно два отверженных любовника, когда она даже головы не могла поднять в то время, как мы стояли в дверях, изо всех сил пытаясь ее рассмешить.

Но с приходом весны Арвид стал ходить за мной по пятам, ему было почти два года, и мужичок из него вышел осторожный. Креветка все время волновалась, что он попадет под какой-нибудь сельскохозяйственный агрегат. Я предложил привязать его на веревочку во дворе, но она на меня бросила такой взгляд, что пришлось построить для него нечто навроде загона с небольшой песочницей. Все было переносное, так что днем он сидел себе тихонечко неподалеку от меня и занимался своими делами, пока я копался с оборудованием, а она доила. С этим загоном я даже мог брать его с собой, когда шел строить ограду. Первыми его словами, которые мне удалось различить, были «остоложно, пловод!», мы все время боялись, что он наступит на электропроводку.