Мы и Они. Краткий курс выживания в России - Владимир Рудольфович Соловьев

И вот они, хозяева новой жизни, живут среди нас и смотрят презрительно. Живут спокойно, уверенно. Знают, система еще ни разу не покарала чиновника высокого ранга. Хотя про них все знают. В одной из передач я как-то сказал, что может родиться ребеночек, а может и Зурабов. Мне позвонил Греф и говорит: «Володь, за эту фразу можно простить все!» Я подумал и сказал: «Если ты все знаешь про Зурабова, почему он работает?» А потому! Им можно все. И дело не в маленьких и смешных глупостях, которые они нам кидают, как собаке кость, когда мы слишком долго и нудно лаем. Дело не в этих мигалках и не в этих номерах. Какая разница? Ну, не будет мигалок, не будет номеров, система от этого не изменится. Система, при которой им можно все, и которая им все простит и всегда защитит, будет жить дальше. Система, которая выстроит систему отношений, где все они, милые, интеллигентные, понимающие и профессиональные люди, бессмертна. А ведь началось это не так давно. И опять тот же Александр Стальевич Волошин. Ведь он первый из политического языка убрал морально-этические понятия. Он убрал понятия добра и зла, им на смену пришло гениальное «технологично/нетехнологично». Это технологично, а это нетехнологично. И не важно, правильно это или нет; не важно, справедливо это или несправедливо. И не столь важно, будет людям от этого лучше или нет. Это технологичное решение, и мы проведем его в жизнь.

Приходит новая смена, уходят яркие публичные политики. Жириновский потерян, бегает, уже не знает, что делать. Сам не свой, – он первый звонит мне и говорит: «Я! Если Митрофанов пойдет в эфир, я его исключу из фракции». Владимир Вольфович, что случилось, звонок впервые за пятнадцать лет? Да, времена меняются – в Кремле не дали добро. Но ни у кого никогда не было иллюзий, что бензин Жириновского заправляют из Спасской башни. Тем не менее есть детские вопросы. Как там насчет хотя бы поцеловать? Как насчет сказать, что ах, Митрофанов заболел. Зачем же так сразу открытым текстом? Неловко как-то, неаккуратненько. Хотя, с другой стороны, чего бояться, все ж всё понимают. Все ж понимают, что любая новая политическая партия в нашей стране создается в одном из кремлевских кабинетов. Все говорят: «Сергей Миронов напрямую зашел к Путину, мимо Суркова. Договорился, и тут же появилась новая партия». Спрашиваю: «А какая у вас идеология?» Говорят: «Не мучайте! Не мучайте меня, Владимир, вопросами об идеологии, не время сейчас. Надо объединиться». А на какой платформе? Грабь награбленное? Это же «дедушка» Ленин!..

Платформа всегда одна, это сказал фараон, он был очень умен, и за это его называли Тутанхамон. Не знаю насчет фараона, но одно могу сказать абсолютно точно: «Единая Россия» – единственная партия, которая в России вечна. Это абсолютно честная, искренняя партия людей, обожающих власть. Здесь абсолютно ясно, что их объединяет – любовь! Как там было раньше, к какому-то очагу, да? Возможно, но у них не так. У них высокое, чистое и красивое чувство – любовь к государственной казне. Главное, они же никого не обманывают. Они приходят и говорят: «Мы!» Говорим: «Кто мы?» – «Мы – партия прагматиков. Нам пайки, дачи, машины, квартиры! А мы за это народу вовремя баланду. Народ недоволен – баланды больше. Народ недоволен совсем – сверху укроп. Народ страшно недоволен – хорошо, снимем номера и баланду в номер с доставкой». А приходишь к каждому из единороссов, и они такие настоящие! У него глаза такие! Такие!!! Он такой светится весь. Знаете анекдот: идет мужик с работы и несет в руках маленькую резиновую бабешку. Маленькая такая резиновая бабешка. Ему говорят: «Это что?» Он говорит: «Да в секс-шопе пробник дали». Вот у меня ощущение, что у нас все вновь появляющиеся партии – это такие маленькие резиновые бабешки. Людям дают пробники, чтобы они почувствовали, как хорошо быть во власти. И такие политики у нас все. Например, СПС или «Яблоко» – такие замечательные, такие трогательные. Как хорошо сказал Борис Ефимович Немцов! Он сказал: «Ты знаешь, Володь, есть большая проблема с Чубайсом». Я говорю: «Какая?» Говорит: «Он любит Путина вплоть до потери сексуальной ориентации». Скажем так, для лидера оппозиционной партии это неплохой старт.

В нашей великой стране появляется феноменальное множество партий, постепенно приближающееся к количеству кремлевских кабинетов. И партии эти очень убедительные. Имеется в виду, что они старательно пытаются убедить друг друга, что они друг от друга отличаются. Но не знают они, что единороссы хороши уже тем, что любят играть в футбол, а это объединяет между собой тех граждан, которые мечтают о том, чтобы Родина знала своих пенсионеров в лицо и чтобы пенсионеры жили на Родине. Это называется почему-то «Справедливая Россия». Она очень мне нравится. Я приезжаю в разные места, ко мне приходят такие типичные пацаны, и я говорю: «Вы кто?» – «Мы из... Мы – новая партия, мироновские мы». Я говорю: «А какая ваша идеология?» – «Да какая, блин, идеология? Нас в «Единую Россию» не взяли, а у нас тут бизнес стоит, понимаешь? Нам надо чисто забашлять, чтобы кто-то нам, ну...»

Дальше начинаются выборы. За кого голосовать? Смотришь, «Яблоко», Явлинский – замечательно. А рядом с Явлинским СПС, который говорит с нами, как будто это мы, идиоты, просрали все выборы. Эспээсовца видеть всегда легко. Он замечательно одет, у него все хорошо, видно, что недавно он был у какого-нибудь модного дизайнера. Видно, что ему страшно неудобно, потому что он только что из солярия и по дороге в Дубаи. Либо только что из Дубаи по дороге в Сочи. Либо только что из Сочи по дороге в Лондон, на форум – там демократы собираются. Он всегда ножку отставляет в сторону и объясняет нам, идиотам, как надо жить, и что мы не можем вам принести демократию потому, что вы, идиоты, до нее никак не созреете.

И пока вы все не выйдете на площадь и не скажете: «Дайте демократию!», они не придут, так и будут в Лондоне мучиться. Но тогда почему, когда я говорю: «Борис Ефимович, ты можешь в три часа на передачу?», он мне отвечает: «Володь, я не могу, у меня в три часа в Кремле встреча». Да, это важно, для оппозиционера это очень важно вовремя быть в Кремле. Вдруг не так поймут. Мы с вами так смеемся, нам так весело, они такие плохие, такие гадкие, такие противные. И мы с вами уверены, что политика – дело грязное, мерзкое, и в России никогда в жизни народ не имел никакого отношения к реальному управлению государством. Но ведь они такие потому, что мы с вами позволяем им быть такими. Но вот вы, когда ходите на выборы, за кого голосуете? Ведь это вы мне говорите: «За кого голосовать? Нет же ни одной партии, которая хотя бы более-менее отвечала нашим представлениям о жизни». Конечно, нет. А откуда ей взяться? Ведь мы с вами убеждены, что партия – это плохо. У нас есть с вами исторический опыт, который говорит: «Никогда в жизни ни одна партия ничего в России не решала». Партия – это ход к кормушке. Партия – это возможность отбить наезд, поэтому любой бизнесмен стремится только в ту партию, которая отобьет его от наезда. И он относится к партийным взносам точно так же, как относился до этого к выплатам бандитской «крыше». Точно так же: «Разрешите сдать партийные взносы? Ой, что-то у вас лицо знакомое». – «Да, я раньше чисто у солнцевских был, а теперь мы, это, типа, тут все партийные». – «Сморкаться, что ли, научились?» – «Пока нет. Это на партийной школе в следующем месяце». – «Понятно». Никогда не спрашивайте людей, ставших чиновниками, чем они занимались в лихие девяностые. А то в голове сразу начинают до боли знакомые песни звучать: «Владимирский централ, ветер северный». Они по старой привычке вытирают слезу рукавом и говорят: «Девяностые? Да попадись ты мне в девяностые...» Чувствуешь – богатый жизненный опыт у человека.