Мы и Они. Краткий курс выживания в России - Владимир Рудольфович Соловьев

У меня был личный опыт строительства политической партии. Все происходившее в девяносто восьмом году было настолько омерзительно и ужасно, что мы с друзьями решили, что так больше нельзя. Невозможно. Мы начали собираться, нас становилось все больше и больше, мы сделали открытую партию. Я вложил в этот проект тысяч восемьдесят долларов и понял, что больше не могу видеть этих людей, меня тошнит. А тошнило меня от того, что ко мне приходили люди и говорили: «Володь, знаешь, очень хочется стать секретарем московского отделения». Я говорю: «Слушай, ты знаешь, я тут нашел пару коммерсантов. Давай с ними поговорим, денег соберем – надо партийную кассу пополнять». Он говорит: «А я хочу московскую область возглавить партийную». Другие говорят: «А в Красноярске у нас отделение будет?» Они сразу стали строить долбаную КПСС. И я нюхом чувствую, я вижу, что этот пресловутый чиновничек в каждом из нас потихонечку начинает прорастать.

За что я так ненавижу все эти молодежные организации? Почему я не могу видеть всех этих «Наших», эту «Молодую гвардию», «лимоновцев», эспээсовцев, неважно кого? Я вижу в них гордость не от того, что у них есть идея, а от того, что они близки к кормушке. «Мы лучше потому, что мы члены какого-то объединения». Ну, как им объяснить, что все это уже было. Как им объяснить, что лучше от этого человек не становится. Наверно, это невозможно. Наверно, они такими рождаются. Наверно, у них что-то происходит на генном уровне. Должно быть, произошла какая-то нелепая ошибка природы и появилась новая порода человека: «чиновник экстраординариус». Не все такие. Совсем не все. Зачастую абсолютно случайно наверх пробиваются вполне вменяемые, нормальные ребята, которые искренне пытаются что-то изменить. Но все они декабристы, и в России это уже было. Они все понимают, что народ-то плох, народ-то не понимает, народ-то не готов, и ему-то надо помочь, поднять его до высот. Масло, что ли, дать, петли смазать, а то... Поднять народ надо до высот интеллектуалов. А народ не хочет никуда подниматься. Да и как ему подняться? Все же поставлено с ног на голову. Верховный правитель хочет, чтобы народ поднялся, а на что будет жить чиновник, он подумал? Он отдает приказ. И что же – чиновники, которые взяли власть в стране в свои руки, побегут мигом исполнять эти приказы? С какой такой радости? У них что, нет семей? Не объяснять же им жене, почему у нее не будет новой шубки и почему они не поедут отдыхать?

Заметьте, я постоянно употребляю термин «чиновники», но не говорю об управленцах. В России всегда были хорошие управленцы, независимо от власти и существующей политической системы. Всегда были Косыгины, Примаковы, Рыжковы, всегда. Тот же Греф. Пройдут десятилетия, прежде чем народ поймет, кто такой Герман Греф на самом деле. Пройдет очень много лет, прежде чем народ поймет, кто такой Аркадий Дворкович и многие другие, о которых сейчас еще даже не знают. Молодые ребята, фантастически одаренные, с великолепными мозгами. Потребуются столетия, чтобы их имена вернулись, как это произошло, например, со Столыпиным. Этих ребят много, у Грефа их целая команда. Там и Андрюша Шаронов, и Кирилл Андросов, там много хороших ребят. Пока их не знают, но они очень сильные, настоящие управленцы. Они профессионалы и они растут. Растут не из-за денег и не для денег. Ведь если хирург уважает свою профессию, сколько ему ни плати, он не сможет быть плохим хирургом. Не может певец, сколько ему ни плати, быть плохим певцом, если ему не доплатили. Он изначально либо хороший певец, либо плохой. Великий хирург, даже в нищете, будет великим хирургом. Хотя это крайне постыдно для страны, если ее великий хирург нищий. Эти ребята совсем другие. Их надо разглядеть, им надо помочь.

В России никогда не было и не будет демократии. К сожалению это или к счастью, не знаю. Помнится, Валерия Ильинична Новодворская говорила, что ее задача тащить Россию в демократию силой, как тянут тонущего ребенка за волосы. Я говорю: «Валерия Ильинична, это не ребенок тонет, это дельфин плавает». Не надо Россию тащить в демократию, нам уютно жить в той мерзости, которую мы из поколения в поколение воспроизводим. Нам нравится не уважать окружающих, нам нравится не уважать их право собственности. Нам нравится не уважать их право на ту точку зрения, которая отличается от нашей. Нам нравится не уважать их веру, если она отличается от нашей. Нам нравится их не любить. Мы черпаем в этом силу. И в этом трагедия. Поэтому и над нами всеми мхом разрастается омерзительный класс чиновников, который в любой момент времени знает, как выпить из нас все соки. «Старший инспектор Иванов. Нарушаем, товарищ». – «Так все же тут едут». – «Все, но вы один попались». – «Я же только...» – «Да ладно. Это вот там...» И ты выходишь один на один и говоришь: «Товарищ полковник, меня вот прав лишают». – «И правильно лишают прав. Ездят тут, понимаешь, всякие». – «Да ладно рассказывать, знаем мы вас». Звонок дзинь: «Михалыч». – «Да». – «Тут к тебе придет Володя Соловьев, знаешь? Хороший пацан, наш. Ты с ним подружись». – «Ездят тут, понимаешь. Но с другой стороны, а где тебе еще ездить. А чего ты сразу не сказал, что ты наш? Ну ладно, езжай спокойно. Может, тебе какую бумажку дать, а то чего ты как этот? Давай лучше сразу, чтобы вопросов не было. Давай мы тебе номера дадим красивые и буковки, чтобы все знали, Вовка Соловьев едет, друг мой. Чтобы все мои пидорасы не смели тебя тормозить». Заметьте, не я их назвал этим словом.

Почему эти люди называются милиционерами? Почему негодяй с оттопыренным животом, собирающий на рынке деньги с людей, которые имеют несчастье не выглядеть москвичами, называется милиционером? Почему вот этот расстегнутый ворот, эта грязная форма, эти вечные семечки во рту? Почему эта мерзость с обшарпанным автоматом называется милиционером? И почему его ненавидят, перенося такое отношение и ко всем тем ребятам, которые своей кровью борются за наше право жить в стране, свободной от бандитов? Почему? Почему из-за этих негодяев мы забываем о таких, как Сашка, о таких, как Влад? О ребятах, которые ни одного дня не просили денег у случайных водителей машин, но которые побывали не в одной командировке в Чечне. У меня есть близкий друг и учитель, Миша Рябко, он великий мастер боевых искусств. Я среди нескольких журналистов беседовал с Путиным, и потом, дело было в Сочи, президенту стало скучно. И приезжали «фронтовые бригады» забавлять президента, на этот раз привезли журналистов НТВ. Так как не все журналисты НТВ нравятся президенту, то нас разбавили журналистами ОРТ, журналистами ТВЦ, журналистами РТР и руководителями каналов. И вот фронтовая бригада артистов забавляет президента шутками, прибаутками, легкими, ненавязчивыми вопросами, в ответ на которые он может шутить умело, тонко, с колоссальным обаянием. Обаяние президента фантастическое. Умар Джабраилов, теперь сенатор, встретившись с Владиславом Юрьевичем Сурковым, сказал ему: «Знаешь, какой Путин обаятельный парень. Только я не могу понять, это обаяние личности или должности?» Это очень мудрая фраза. Так вот, обаятельный Президент Российской Федерации шутил с нами, разговаривал, а потом было легкое вино. У меня сложилось впечатление, что Ткачев, губернатор Краснодарского края, уже давно ощущает себя виноделом, потому что всюду, где он появляется, он говорит о кубанском вине. И вот стоим мы с вином, которое, скажем вежливо, кубанское по качеству, и рассуждаем о высоких материях. Но у президента, как всегда, спрашивают о третьем сроке – ну, всякая такая фигня. Президент в очередной раз остроумно шутит на эту тему, хотя, думаю, ему это уже надоело. А я и говорю: «Вот у меня есть друг – Миша Рябко, великий мастер боевых искусств». Он говорит: «Да? Но если он такой великий, чего он Олимпиаду не выиграл». Я говорю: «Знаете, такая проблема – он просто в Афгане был. Две Чечни прошел, ну и еще куча спецопераций по всему миру. Не успел». Президент перестал шутить и сказал: «Понимаю».