Война самураев - Кейра Дэлки

— Когда воин отправляется в бой, нет ничего важнее хорошего коня. Разве сможем мы проиграть с такими скакунами — даже тем, кто сильнее?

— Точно так я и подумал, полководец. Ёситомо обернулся:

— Будет лучше созвать моих сводных братьев — Суэдзанэ, Ёримасу и Мицумото. Они тоже стремятся сохранить наш род и, как я слышал, втайне ждали такого события. Возможно, они смогут предложить нам какую-нибудь военную хитрость.

— Так я и сделаю, Ёситомо-сан. Вдобавок я распоряжусь отослать в вашу усадьбу пятьдесят новых доспехов, которые припас для подобного случая.

— Невероятная прозорливость, господин!

— Я успел уяснить, славный мой полководец, что без нее ничего не добьешься. Ступайте же к себе и подготовьте людей. Вскоре я дам вам знать о часе и плане нашей вылазки против гнусного крамольника Синдзэя.

Пятью днями позже средний советник Синдзэй стоял в саду своего особняка, любуясь тем, как свежевыпавший снег лег на раскидистые ветви сосен и мостик у дальнего берега пруда. Вдруг его внимание привлек странный отсвет, отражение в затуманенной водной глади, и он поднял глаза к небу. Там, за тонкой пеленой облаков, виднелась белая радуга, проходящая поперек солнца. Синдзэй похолодел. Это было предвестье, но чего именно?

Он решил, что сейчас, когда столицу то и дело будоражат беспорядки, а этот полоумный Нобуёри каждый миг что-то затевает, всякому знамению следует уделять внимание. В конце концов, именно видение в пруду позволило ему избежать смерти, хотя бы до сей поры. А теперь, с отъездом Киёмори… Глава рода Тайра открыл Синдзэю истинную цель паломничества в Кумано. «Если без меня ничего не произойдет, — сказал Киёмори, — тогда мы сумеем уверить народ в том, что с нами мир сохранится даже после смены правлений. Случись же Нобуёри проявить себя в мое отсутствие — вырвем это жало, прежде чем яд успеет распространиться».

Синдзэй было заметил, что затея чревата опасностями, но разве Тайра когда кого-нибудь слушали, особенно упрямец Киёмори? Так они остались без предводителей, а теперь еще радуга-призрак повисла поперек солнца, словно грозящий палец.

Сыновья Синдзэя отправились в качестве свиты во дворец То-Сандзё, а значит, получить доступ в покои Го-Сиракавы не составит труда. Надо предупредить отрекшегося государя, к тому же, возможно, кто-нибудь из Ведомства инь-ян откроет смысл увиденного утром… Размышляя так, Синдзэй велел заложить воловью повозку и отправился в То-Сандзё.

Однако у самых дворцовых врат до него долетели чарующие звуки флейты и кото. Мужчины радостно распевали саибара[31]под стук вееров танцовщиц-госэти. Синдзэй поднял голову и увидел, что знамение исчезло. «Как можно испортить такой трогательный и счастливый миг рассказами о зловещих видениях? Тем более что оно испарилось. Возможно, я сам его выдумал. В наше тревожное время минуты покоя так редки…» — и Синдзэй удалился, оставив послание слуге.

Но стоило советнику снова забраться в повозку, услышать бич погонщика и грохот колес по камням, как его обуяло предчувствие скорой беды. Казалось, прекрасный напев из дворца То-Сандзё был прощальным ароматом цветов сакуры, которые вот-вот облетят. После некоторых раздумий Синдзэй пришел к мысли, что его пребывание в столице не так уж необходимо: планы новогодних празднеств были давно одобрены. «Вреда не будет, — решил он, — если я отлучусь ненадолго. Если знамение окажется вещим, это может спасти мне жизнь. До Нары каких-нибудь тридцать ли, всего полтора дня пути. Все монахи там меня поддержат, а возвращение, если его потребуют, не займет много времени. Повелитель Киёмори нашел достаточно безопасным пускаться в паломничество. Отчего бы и мне не последовать его примеру?»

Вернувшись домой, Синдзэй пошел к жене и рассказал ей о белой радуге.

— Может, бояться нечего, но для пущей предосторожности посещу-ка я ненадолго обители Нары.

— Решение весьма разумное, — сказала она, — но прошу вас, если вы предвидите опасность, возьмите меня с собой!

Синдзэй отмахнулся:

— Лишние хлопоты. Я уже говорил: бояться скорее всего нечего.

— А вдруг случится иначе? Вдруг мы больше не увидимся и беседа наша — последняя? Как мне вынести подобные мысли?

Синдзэй вздохнул и, не видя иного пути, решил открыться.

— Ты же знаешь, Нобуёри готов во всем меня подозревать. Будто я под него копаю.

— Но ведь вы и впрямь копаете!

— Да, но только по мелочам.

— Едва ли он согласится, что попытка помешать его повышению была мелочью.

— Во всяком случае, наш совместный отъезд привлечет его внимание в большей мере. Он может решить, что я намереваюсь отправить тебя в безопасное место, так как готовлю какой-нибудь военный ход. Посему я отправляюсь один. А ты, жена, оставайся с миром, — подытожил он, похлопав ее по руке. — Скорее всего обойдется. Уже скоро мы будем потягивать праздничное вино, а все волнения изгладятся.

Супруге оставалось лишь утешиться этими словами и проводить мужа. Рано поутру, взяв с собой четырех верных вассалов, Синдзэй отбыл в Нару. Такой жена и осталась в его памяти — стоящей на веранде с мокрым от слез рукавом.

Когда сгустились сумерки, Синдзэй задержался на ночлег в поместье под названием Дайдодзи. Беседуя с хозяином, он заметил в проеме раздвинутых сёдзи, что звезды в тот день расположились необычным образом: Юпитер и Венера пришли в слияние. Синдзэй был сведущ в гадании по звездам и немедленно разгадал смысл нового знамения. «Верный слуга пожертвует собой ради господина». Синдзэй наскоро проглотил рис и саке, тая дрожь при мысли о том, что именно ему уготована участь верного слуги.

Той же ночью, в час Крысы[32], Минамото Ёситомо с пятью сотнями вооруженных всадников подъехал ко дворцу То-Сандзё. Полководца обуяло странное чувство, будто он попал в прошлое: снова зима, снова убеленные снегом улицы, снова он ведет тайное наступление на дворец. После краткого совещания было решено воспользоваться тактикой, испробованной во время смуты Хогэн.

На сей раз по крайней мере не приходилось иметь дело с коварством Киёмори, зато напыщенный болван Нобуёри доставлял немало хлопот. Как Ёситомо ни убеждал его, ссылаясь на самые тягостные предчувствия, тот никак не желал оставаться дома. Толстяк царедворец, по-видимому, думал, что месяц-другой обучения бугэй[33]у брата Ёситомо сделают из него воина, достойного выступить в передовом отряде. Полководцу ничего не оставалось, как повиноваться с упованием на то, что вельможа не выкинет какую-нибудь глупость.