Окно - Амелия Бранскилл

Я хотела бы ей поверить. Но я не была уверена – обещания так легко нарушить.

– Тут наверху тихо. Думаю, я посижу здесь немного. Пока ты не почувствуешь, что готова вернуться обратно.

– Ладно, – согласилась она.

Так мы и сидели там, не говоря ни слова. И я не могла удержаться от размышлений о том, удалось ли мне предотвратить трагедию или я лишь оттянула неизбежное.

В воскресенье утром я убедила себя, что вовсе не ожидаю новой встречи с Ником в парке, хоть он и упомянул об этом дважды. Ник ждал меня четко в назначенное время, делая упражнения на растяжку у дерева. Оказалось, он не шутил. И я тоже. Разумеется – я-то всегда серьезна.

– Я решил, что в этот раз так легко тебе не поддамся, – сказал он. – Я тренировался.

– Я тоже, – ответила я.

– Отлично. Мне нравится, когда у меня есть достойный соперник.

Он улыбнулся мне и бросился бежать.

Мне удалось продержаться до момента, когда он наконец замедлил бег, а затем без лишних церемоний плюхнулся на траву под высоким деревом с густой кроной. Я устроилась на траве рядом, чувствуя, как горят легкие.

– После этого бегать вокруг стадиона – сущий пустяк, – произнес он, покачав головой с деланым восхищением. – Такими темпами мне больше не придется сидеть на скамейке запасных.

Я глубоко вдохнула:

– Часто остаешься в запасе?

– Не очень. Но когда это случается, чувствую себя ужасно – не только потому, что я вне игры, но и потому, что тренер весь матч топчется рядом.

– А это плохо?

– Уж точно не хорошо. Он орет до хрипоты и отвратительно пахнет.

Я прижала руки к бокам на случай, если от меня после тренировки тоже пахло неважно, и мысленно отметила, что в следующий раз нужно использовать побольше дезодоранта. Забавно, что я уже думала – и даже надеялась, – что у нас будет следующая встреча.

– Не слишком хорошие качества для тренера, – сказала я.

– О, могло быть и хуже, – ответил он. – Он только лает, но не кусается на самом-то деле. К тому же сложно не почувствовать к нему симпатии, когда он разговаривает по телефону со своей четырехлетней дочерью. Однажды он читал ей сказку на ночь, пока мы ехали в автобусе с выездных соревнований, – читал по ролям, с выражением. К тому же на все важные матчи он надевает браслет, который она для него сделала, – это его талисман.

– Талисман?

– Ага, у большинства ребят в команде есть такие вещи. Эрик надевает на каждую игру одну и ту же бандану и не стирает ее весь сезон. Брайан съедает штук пятьдесят леденцов с корицей, потому что в прошлом году, когда он так сделал, мы провели лучшую игру. А Чарли двое суток перед игрой ничего не пьет.

– Вообще ничего? А это не опасно?

Он рассмеялся:

– Я имею в виду не пьет. Только безалкогольные напитки. Но для человека, у которого в машине припрятана не одна фляжка, а две, это большое достижение.

– Две фляжки? Думаю, ему стоит просто раздобыть одну большую, – сказала я. – Так же удобнее. Разве что он держит в них разные сорта алкоголя.

Он пожал плечами:

– Может быть. Может, в одной что-то особого качества. А может, две маленькие фляжки просто легче прятать.

– А у тебя? – спросила я. – Ты тоже делаешь перед игрой что-то странное?

– Я? – Он пожал плечами. – Я в такое не верю. Я верю в судьбу, так что нет никакого смысла пытаться повлиять на будущее.

Я посмотрела вдаль, на поля, и задумалась о том, во что верю я. Наверное, я верю где-то в глубине души, что у меня есть какой-то шанс изменить прошлое. То есть если я узнаю, что́ (или кто) отняло у меня Анну, то смогу все исправить. Перезапустить время.

Перекатившись на бок, я посмотрела на Ника:

– Что тебе в ней нравилось?

Он моргнул:

– В ком?

– В Анне.

«Пожалуйста, не говори банальности, – подумала я. – Скажи то, что имеет значение. Покажи, что тебе было не все равно».

Пауза затянулась, и я уже решила, что он не собирается отвечать. А потом он заговорил. Медленно, тщательно обдумывая каждое слово.

– Мне нравилось в ней очень многое, – сказал он. – Мне нравилось, как добра она была к другим. Мне нравилось, когда она, витая в облаках, жевала кончик ручки, когда думала, что на нее никто не смотрит. Мне понравилось, как она однажды попыталась спасти ворона, которого сбил автобус, хотя он был напуган и пытался ее клюнуть.

Потом его голос изменился, зазвучал глубже и ниже:

– Но, честно говоря, я стал замечать подобные вещи только после того, как уже понял, что она мне нравится. – Он закрыл глаза. – Знаешь, однажды она держала меня за руку. Просто увидела, что я чем-то расстроен, села рядом и взяла меня за руку. Это было несколько лет назад, и я даже не помню, из-за чего я тогда грустил, но с тех пор я понял, что она мне нравится. Просто все так складывалось, одно к другому. Все больше и больше причин ее любить и никаких причин этого не делать.

Его глаза были по-прежнему закрыты, но у края век появилась тонкая полоска влаги. Наверное, дело в том, что солнце светит слишком ярко, подумала я. Невероятно ярко. Поэтому я тоже закрыла глаза. Он выдержал испытание, он вспомнил то, что было действительно важно. И все-таки я ощутила странное чувство в груди. Чувство, которое по незнанию можно было бы принять за ревность.

Я уже много раз приходила к дому мистера Мэтьюса, наблюдала за ним в окно, и меня ни разу никто не заметил. Даже риска такого не было. А это означало, что я начала вести себя менее осторожно, когда шла следом за ним. Стала держаться от него на меньшем расстоянии, чем раньше. Уже меньше времени уделяла растяжке. В каком-то смысле мне начало казаться, что мы просто проводим время вместе, знакомимся друг с другом поближе. Тот факт, что эти отношения не были взаимными, ускользал от моего понимания.

И однажды он шел как будто медленнее, чем обычно. А бежать медленно довольно сложно, и я постепенно приближалась к нему. До его дома оставалось меньше квартала, когда где-то позади послышался резкий звук мотора. Мистер Мэтьюс тут же развернулся и увидел меня – метрах в четырех от него посреди пустого тротуара, на открытом пространстве.

– Джесс? – Он наклонил голову, глядя на меня, словно не сразу узнал в непривычной обстановке.