Окно - Амелия Бранскилл

– Я тоже.

Потом она протянула руку и взяла блокнот. В этот момент я поняла, что он все еще повернут в мою сторону. Я поняла, что она это заметила – она бросила на меня быстрый взгляд и открыла рот, словно собираясь спросить меня об этом. Я старалась выглядеть как можно более невозмутимо. Потом она передернула плечами, словно собака, промокшая под дождем, и снова закрыла рот.

– Джесс, ты хочешь обсудить со мной что-нибудь еще?

– Нет, – ответила я. – Больше ничего не приходит в голову.

На следующий день я сидела на трибунах, пристроив перед собой книгу, и старательно делала вид, что читаю. Но на самом деле не читала. Также я не наблюдала за мистером Мэтьюсом, который сидел в нескольких рядах передо мной, ожидая, пока баскетболисты освободят беговые дорожки. Я даже не думала о надписи, об Анне или о миссис Хайес.

Вместо этого я наблюдала, как Ник бегает. Я заметила, что из-за тонкого слоя пота его руки и шея блестели, как стекло; что его глаза, в зависимости от освещения, цветом напоминают то темное пиво, то древесину, промокшую под дождем. Эти мысли были необычны для меня. В высшей степени необычны. И все-таки я не была уверена, хочу ли я, чтобы между нами что-то было. Например, физическая близость. Честно говоря, я не знала, хочу ли вообще, чтобы он ко мне прикасался. И в то же время мне бы… хотелось коснуться его. Его рук, его плеча, выступающей косточки на запястье. Чего угодно. Коснуться – и не отодвинуться в следующее мгновение.

Трибуны задрожали под тяжестью чьих-то шагов. Повернувшись, я увидела, что ко мне проталкивается Сара. Она уселась рядом и с ухмылкой покосилась на меня.

– Ну и кто он? – спросила она и запрокинула голову, чтобы собрать волосы в идеальный хвост. Она могла сделать это буквально одним движением, мои же попытки повторить подобное всегда заканчивались провалом.

– В смысле?

– На кого ты засматриваешься?

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – сказала я, демонстративно закрыв книгу. – Я читала.

– Ха! Я всегда считала, что для чтения нужно смотреть на страницы, а не просто держать книгу перед собой и глядеть на кого-то, пуская слюни.

Я непроизвольно поднесла руку ко рту.

– В переносном смысле, – усмехнулась она. – Не в буквальном… Тебя же насквозь видно!

В этот момент Ник повернул на участок дорожки, который был ближе всего к нам. Он посмотрел в нашу сторону и помахал рукой. Не задумываясь, я помахала в ответ.

Я ожидала, что этот обмен приветствиями вызовет новую порцию насмешек со стороны Сары, но вместо этого она выглядела задумчивой.

– О, – сказала она. – Я просто пошутила. Не знала, что у вас с Ником и правда что-то есть.

– Ничего и нет. Мы просто друзья.

Она подняла бровь:

– Друзья?

– Друзья. Правда.

– Ладно, – сказала она. – Это хорошо.

– Ага. – Я помолчала немного, обдумывая ее слова. – Погоди, почему хорошо?

– Не знаю, – смущенно ответила она. – Знаешь, говорят иногда всякое.

– Про Ника?

– Не про него конкретно. Но он играет в баскетбольной команде. И я слышала… – Она помолчала. – Не знаю. Я иногда хожу на игры, и эти парни просто безумные. К тому же они гуляют и веселятся вовсю. Кажется, это не в твоем духе.

– Понятно, – сказала я. – Но Ник не такой.

– Уверена?

Я подумала о Нике, о том, как он покачал головой, когда Чарли предложил ему выпить на похоронах Анны. О его улыбке. О том, каким было его лицо, когда он говорил об Анне.

– Да, уверена.

– Ладно. – Она пристально посмотрела на меня – настолько пристально, что я начала краснеть. – Ты влюбилась в него, да? С головой упала в это чувство? – Это было самое мягкое, что я в принципе могла от нее услышать.

– На падение не похоже, – медленно произнесла я.

– А на что тогда?

Я увидела, как тренер баскетболистов направляет их с дорожки к раздевалкам и Ник переходит на бег трусцой.

– Я как будто начинаю просыпаться.

Несколько дней спустя я лежала в траве на животе и наблюдала за тем, как Ник бездумно срывает маленькие цветочки, растущие рядом с ним, и растирает бутоны между пальцами. Я пыталась понять, что буду делать, если он бросит это занятие и придвинется ближе, если он потянется ко мне. Останусь ли я лежать неподвижно? Или в груди поднимется то знакомое чувство паники, которое заставит меня отшатнуться, оказаться вне досягаемости? Я не знала, приходило ли ему в голову проверить или я была для него просто напарником по бегу, странной сестрой-близняшкой девушки, которую он любил, – слишком ненормальной, чтобы воспринимать ее всерьез.

– Джесс, это просто цветок.

Я вздрогнула:

– Что?

– Ты так на него смотришь, – он легонько коснулся цветка указательным пальцем, – словно это магический шар, который вот-вот явит тебе твое будущее. О чем ты задумалась?

«О том, хочешь ли ты меня коснуться, – подумала я. – И о том, что бы я почувствовала, если бы ты это сделал».

– Ни о чем особо. Просто выдалась странная неделя, – сказала я и снова вспомнила, как сидела в кабинете миссис Хайес и слушала ее рассуждения о том, что я двигаюсь в правильном направлении. Подумала о том, как странно и неуютно я себя почувствовала. – Раньше мне как-то удавалось идти своей дорогой, и на меня никто особо не обращал внимания. Или, по крайней мере, если на меня смотрели, я этого не замечала. А теперь на меня словно прожектор направлен и я никуда не могу скрыться. Словно все ждут, что я сорвусь. – Я пожала плечами. – Не знаю, может, все это чушь.

Ник издал странный звук.

– Что?

Он взмахнул рукой:

– Прости, я не хотел смеяться.

Меня возмутило, что я открылась ему, а его это развеселило.

– Что тут такого смешного?

– Ничего смешного. Правда же ничего. Я просто подумал, что ты забыла, с кем говоришь. Потому что я буквально единственный темнокожий ученик во всей школе. Я живу в свете прожектора с тех пор, как мы сюда переехали. Люди следят за мной, как ястреб за мышью, но половина из них даже сами этого не замечают. Так что, поверь мне, я прекрасно тебя понимаю. – Он вздохнул. – Понимаешь ли, до того, как мои родители переехали со мной сюда, я был очень спокойным, даже тихим. Мои двоюродные братья часто смеялись надо мной и называли Йодой, потому что меня было крайне сложно вывести из себя. И знаешь, мне это нравилось. Но здесь меня преследует неодобрение, а действия трактуются двойственно. Знаешь, если я делаю хоть глоток пива – я алкоголик, а когда отказываюсь выпить – двинутый зожник. Словно наждачкой по нервам. Я боюсь, что люди так и будут скоблить меня этим наждаком, пока ничего хорошего от меня не останется.