Орудья мрака - Имоджен Робертсон

Александр попытался объясниться с братом.

— Понимаю, ты наверняка считаешь это причудой, Хью, но я никогда не был счастлив здесь, возможно, лишь в твоем обществе. С Элизабет я радуюсь каждому дню. И это кажется мне куда большей наградой, чем роскошь и золото, в коих купается наш отец.

— Желаю тебе успеха, — пробормотал младший брат.

— Спасибо. А если, Хью, я понадоблюсь тебе когда-нибудь в будущем, не сомневаюсь, ты найдешь способ отыскать меня. Есть узы, крепко связывающие нас, узы крови, над коими не властны ни титулы, ни владения. Если не сможешь освободиться, позови меня, я так или иначе прибуду к тебе.

Александр причмокнул, и его лошадь, тряхнув гривой, поскакала вниз по холму.

Суббота, 3 июня 1780 года

В этот день Харриет Уэстерман рано принялась за дела.

Она отправилась в узкую комнату, располагавшуюся на верхнем этаже особняка Кейвли, где, как ей стало понятно в момент пробуждения на заре, уже должна была трудиться госпожа Белинда Мортимер. Эта женщина шила для нескольких домов в округе, время от времени проводя в каждом по два-три дня и занимаясь бельем и платьями для дам, а также любой тонкой работой, каковую требовали от знати мода и соображения пользы. Ткани были недешевы, а потому то, что можно было использовать вновь или переделать, заменялось лишь самыми расточительными хозяевами. Однако швея не была сплетницей, и Харриет знала, что не заставит ее поведать о делах и ошибках других заказчиков. В конце концов никому не понравилось бы, что прислуга рассказывает интимные подробности о семействах, которые посещает. Госпожа Уэстерман немного задержалась, раздумывая над этим, а затем толкнула дверь в комнату, отведенную для госпожи Мортимер.

Она вышла оттуда почти час спустя — несмотря на сдержанность Белинды, Харриет теперь знала гораздо больше, чем раньше, и даже обзавелась новым помощником конюха в лице племянника швеи. Свернув платок Краудера, в котором хранились несколько нитей, Харриет снова положила его в карман юбки.

Харриет не торопилась в залу для завтрака, хотя нынче утром она не навещала ни сына, ни малютку дочку. Вместо этого, прогуливаясь по фруктовому саду, который располагался с восточной стороны дома, она размышляла над тем, что ей удалось узнать. Она гордилась, что деревья разрослись в ответ на ее заботу, и прогулки меж ними оказывали на нее успокаивающее действие. Шорох ветра в листве напоминал ей о море, и, закрыв глаза, она могла вызвать в памяти шум ветра и волн, заставлявших шпангоуты прогибаться и постанывать, а также ощутить вкус соленого воздуха. Однако сейчас она была далеко от моря.

Когда госпожа Уэстерман появилась в коридоре, ей сообщили, что Краудер прибыл и уже сидит за столом для завтрака, попивая шоколад вместе с ее сестрой. Харриет обнаружила, что они восседают рядышком, а на столе между ними лежит раскрытый альбом Рейчел. Когда ее сестра вошла в комнату, девушка подняла глаза.

— Харриет, господин Краудер просматривал мои наброски, сделанные с кошки госпожи Хэткот, и считает, что у меня есть талант!

Своей чопорностью она напоминала ту самую кошку, о которой шла речь и которую Харриет так и не смогла полюбить.

— Однако он говорит, что мне должно понимать, коим образом соединяются мышцы животных, чтобы все получалось правильно, как у да Винчи! Когда он в следующий раз станет препарировать мертвую кошку, он разрешит мне присутствовать. Разве это не мило с его стороны?

Харриет вздернула брови.

— Прелестно, мой ненатуральный котенок.

Снова опустив взгляд в альбом, Рейчел принялась быстро перелистывать страницы, а затем пожала плечами.

— Я во всем следую за тобой. Именно ты сказала: «Не нужно бояться знаний».

Харриет взяла стоявшую на серванте чашку кофе и уселась за стол.

— Я кого-то цитировала. Aude sapere. И, насколько я помню, этот человек плохо кончил. Впрочем, есть девизы и похуже.

Краудер вздернул бровь.

— Это сказал Гораций, и, я полагаю, он отошел от более пылкой деятельности, чтобы управлять своим поместьем. Многие сочли бы его счастливчиком.

Казалось, Харриет не слышала гостя.

На мгновение повисло молчание. Поглядев сначала на сестру, затем на Краудера, Рейчел со вздохом поднялась.

— Что ж, думаю, вам есть что обсудить. А потому я покину вас. Харри, сквайр прислал записку. Вон она, рядом с твоей тарелкой.

— Я вижу. Полагаю, в ней сообщается о времени дознания.

Она поглядела в доброе лицо сестры. Из Рейчел получилась бы хорошая управляющая для какого-нибудь богатого дома — в помощи близким она находила самую большую радость. Харриет ощутила, как в ней поднимается волна любви к сестре, и очень расстроилась, обнаружив, что эту привязанность тронуло дыхание зависти. Она невольно играла роль, предназначенную для Рейчел, и чувствовала собственное несоответствие. Да, жизнь порой преподносит дары, но и страдания часто бывают упакованы в красивую бумагу.

Рейчел закрыла за собой дверь, и Харриет заметила, что Краудер следит за ней, глядя поверх газеты. Поймав ее взгляд, он снова сосредоточился на небольших сообщениях об ужасах и забавах, из коих состояла «Дейли эдвертайзер», ожидая, пока госпожа Уэстерман начнет разговор.

— Похоже, вы стали фаворитом, — заметила Харриет.

Краудер бросил на нее быстрый взгляд.

— Я польщен. Но, думаю, обвинив ее возлюбленного в убийстве, я буду исключен из числа друзей.

Харриет замерла.

— Впрочем, — продолжал Краудер с видом человека, распространяющегося о погоде, — он глупый, грубый и неприятный человек. — Анатом свернул газету. — Прошлой ночью он чуть было не вызвал меня на дуэль.

Харриет в удивлении приоткрыла рот и, резко оборотившись к гостю, перевернула свою чашку. Остатки кофе выплеснулись на скатерть.

— Ах, дьявол! Я снова испортила столовое белье коммодора. — Вскочив, госпожа Уэстерман промокнула пятно салфеткой. Казалось, оно еще больше расплылось и потемнело. — Дуэль, Краудер? О чем, черт побери, вы говорите? — Она снова взяла в руки салфетку, чтобы прикрыть пятно, и, аккуратно разложив ее, продолжила: — А что касается чувств, кои Торнли однажды пробудил в моей сестре, уверяю вас…

Анатом поднял руку.

— Госпожа Уэстерман, я вовсе не хотел напугать вас, не стоит отстаивать передо мной репутацию и поведение вашей сестры или ваши собственные. Не сомневаюсь — упрекнуть вас не в чем.

Харриет уловила сухость в тоне гостя, и ей стало не по себе. Она попыталась вспомнить, какими анатом мог видеть их вчера. В памяти всплыл собственный отталкивающий образ: ее худшие черты казались преувеличенно яркими, а побуждения — мелочными и гадкими.