Я все скажу - Анна и Сергей Литвиновы

Ян Яныч сделал знак следовать за ним и прошаркал на кухню.

– На, рассмотри пока. – Он подвинул гостю бархатный футляр.

Даже не стараясь скрыть своего нетерпения, поэт открыл его. Да, вот он, перстень. Вроде бы точная копия. Сделан, как заказано: витое золото, сердолик, иудейские письмена. Но почему-то тот, старый перстень, Богоявленскому (на пальце у актера и потом на столике в кафе) показался настоящим – а этот выглядел современной подделкой.

Он повертел его в руках. Надел на указательный палец. Рассмотрел в свете лампы.

– Что, нравится? – вопросил ювелир.

– Вроде неплохо, – пробормотал заказчик.

– Да высший сорт работа! – стал нахваливать самого себя Ледницкий. – Мало кто смог бы для тебя подобное чудо сотворить! Смотри, какие тонкие буквы!

Однако главный вопрос оставался: заметна ли будет подделка? Если положить два перстня рядом, отличит ли хозяин? Ответить заранее было невозможно, но Богоявленского охватывало разочарование. Ему все больше казалось: да, отличит.

Но делать нечего! Не искать же нового ювелира, не заказывать снова копию! Эдак еще кучу времени потеряешь, да слух о его манипуляциях верней по столице распространится. Надо играть теми картами, что есть.

– Хорошо, – решительно сказал поэт. – Беру. Даже тебе заплачу больше, при одном только условии: о моем заказе – никому. Я на самом деле еще раздумываю: может, себе печатку оставлю, а может, поэту Б. подарю, у него как раз юбилей скоро… Так что ты уж не раскрывай, карты, пожалуйста.

– Я – могила, – неискренне пробормотал Ян Яныч, разливая чай в щербатые чашки.

Богоявленский вытащил из кармана стопку приготовленных наличных, подвинул их по столу, а сам перстень в бархатном футляре спрятал в карман.

– Носи на здоровье, – пробубнил ювелир.

Деньги в руки брать не стал, но глаза его при виде стопки наличных радостно засветились. Богоявленский подозревал, что и без «надбавки за секретность» Ледницкий содрал с него вдвое против обычных цен. «Что ж, – подумал он философски, – ради исполнения своих желаний приходится платить. И, видать, это только начало».

* * *

Он не знал, как все обернется в особняке актера, но на всякий случай приготовил еще один аксессуар.

Пару лет назад Богоявленский ходил на прием к своей участковой врачихе в поликлинике Литфонда (тоже ставшей платной). Пожаловался ей на бессонницу. Она выписала поэту, к которому благоволила, снотворное ленозепам[23] со строгим наказом принимать не более четверти таблетки за раз и не привыкать: «Дозировка высокая, берите за полчаса до сна по четвертушке. Таблетки диспергируемые, растворяются в полости рта. Не запивайте водой, рассасывайте. Применяйте в течение пяти дней, пока сон не наладится, и не злоупотребляйте, вызывает привыкание».

Действительно, таблеточки оказались приятными на вкус, а через полчаса после приема Богоявленский стал засыпать, как из пушки. За неделю сон и впрямь установился. Пилюли он забросил. Потом, он слышал, ленозепам запретили продавать по обычным рецептам, только по номерным, строгого учета, и порадовался: «А у меня, на всякий пожарный, есть запасец в тумбочке».

И вот пригодилось. Он не знал, как и при каких обстоятельствах придется ему в гостях у Грузинцева ленозепамом воспользоваться, но приготовления сделал: растворил десять таблеток в половине стакана воды. Получилась слегка мутная жидкость. Нанес каплю на губы: не противно на вкус, самую малость сладковато. Наверное, если вылить смесь в чашку или бокал одной-единственной персоне, будет перебор, можно и убить человека – особенно, если наложить на алкоголь. А вот на компанию окажется в самый раз.

Перед сном он провел испытание: налил в стакан воды чайную ложечку (стало быть, пять граммов) получившейся смеси и выпил. Заснул через полчаса, проснулся только утром: бодрый, здоровый, хорошо отдохнувший.

«Никому ничего плохого от моего “лекарства”не будет, – уверился Богоявленский. – Наоборот, бесплатно выспится народ».

Он даже купил в аптеке набор пробирок, примерился: какая из них лучше ляжет в карман, выбрал подходящую и утром в субботу залил туда раствор.

Поэтому ехал к Грузинцеву в блейзере – хотя по дачному дресс-коду больше подошел бы свитер или пуловер. Но у него в одном кармане помещалась пробирка со снотворным, а в другом – точная копия перстня.

* * *

Когда они в субботу встретились с Кристинкой и потащились в пробке по свежепостроенной Северо-Западной хорде, он глубокомысленно высказался о Грузинцеве:

– Видать, свершилась заветная мечта провинциала! Наверное, бредил в своей станице Староминской подмосковной Николиной Горой, и вот – завел там дачу!

– О, так ты ничего о нем не знаешь! – вскричала сидевшая рядом молодая женщина.

– А что я должен знать? – неприятно поразился поэт. Он, как и все люди на свете, очень не любил, когда его уличали в невежестве.

А спутница еще и подлила масла в огонь:

– Воистину, как говаривал твой коллега Пушкин, мы ленивы и нелюбопытны!

– Да в чем же дело?

– В том, что Грузинцев не сам эту, как ты выражаешься, дачу купил, а удачно женился.

– Кто ж его жена?

– Жена ладно, а вот теща! Тещенька Грузинцева, чтоб ты знал, входит в десятку богатейших женщин России, и состояние ее, по оценкам русского «Форбса», составляет сотни миллионов долларов. Если не миллиард. Так что это она купила своей дочурке завидного жениха – Грузинцева, красивого и известного. А ты, мой дорогой, даже не удосужился погуглить, к кому приглашен в гости.

«И впрямь: недопустимое легкомыслие, особенно в свете того, что я задумал», – мелькнуло у него. Но Богоявленский отговорился:

– Ты же знаешь, я людей не люблю. Искать о них в интернете информацию считаю ниже своего достоинства. К тому же знаю, что ты меня обо всем действительно важном прекрасным образом просветишь. Но я и без тебя знаю, что теща Грузинцева по имени Елизавета Васильевна заочно в меня влюблена, а муженек у нее давно отсутствует. Поэтому самое время, пожалуй, исходя из вновь поступивших данных о ее состоянии, оказать ей пристальное внимание.

– Ну, ну, – усмехнулась молодая женщина. – Не сомневаюсь, я там тоже найду кем заняться.

* * *

«Дачка» Грузинцева (которую изначально воображал себе Богоявленский как подобие своего собственного старого дома) на деле оказалась – ох, правду сказала Кристинка! – огромным трехэтажным шале. Они миновали ажурные металлические ворота с домофоном, потом длиннющую подъездную дорожку, ведущую к холму – все, как в заморских фильмах о жизни голливудских знаменитостей. И, наконец, перед ними открылся трехэтажный особняк площадью, наверное, под полторы тысячи «квадратов», с двухэтажной стеклянной пристройкой, в которой угадывались бассейн и зимний сад.