Розы мая - Дот Хатчисон

– Мертвыми?

– Все завернуты в плотный полиэтилен и одеяла и частично присыпаны землей. Одеяла подоткнуты, как если б они спали, и рядом лежали мягкие игрушки.

– Раскаяние в содеянном?

– Вот и мы так посчитали. Наша первая теория сводилась к тому, что похититель пытался создать семью, – все дети были похожи и, по-видимому, удерживались где-то какое-то время. Такой профиль предполагает скорее женщину, но делать определенный вывод оснований не дает.

– Уорд настаивала на гендеризации профиля?

– Не совсем. В то время она занималась совсем другим, но схожим делом. Пропадали светлокожие брюнетки за тридцать, по одной зараз. Позже их находили мертвыми на ближайших стройках.

– Связь была, да? Что-то же их объединяло.

Много чего повидавшая в жизни Рамирес остается оптимистом. Эддисон – нет.

– Уорд такую возможность не исследовала, да? – с полной уверенностью в своей правоте предполагает он. – Вам пришлось действовать через ее голову.

– Ничего другого не оставалось. – Вик опускается в кресло, хмурится, вспоминая события давних дней. – Уорд упорно стояла на своем: дела совершенно разные и одно с другим никак не связаны. Наш субъект определенно был женщиной, ее – мужчиной; с одной стороны – дети, с другой – взрослые женщины; совершенно различные причины смерти и посмертные ритуалы.

– Умершие дети были случайными жертвами, он просматривал женщин, да? Старался найти идеальную жену для своей идеальной семьи. – Вик кивает, и Рамирес вздыхает. – Значит, чтобы выйти на него, нужно расследовать совпадающие зоны.

– Пока мы спорили с Уорд, произошло несколько событий: одну женщину полиция нашла убитой, другая пропала без вести, двух детей похитили, а третьего обнаружили мертвым. Мы с Финни обратились к более высокому начальству, минуя Уорд, получили разрешение взять ее дело и закрыли его. Чего мы не учли, так это того, что босс нашего босса был другом Уорд. Он ее и продвинул наверх. Финни перевели в Денвер, а через три дня Эддисон вышел из академии с репутацией задиры и моей фамилией на своих бумагах.

Брэндон лишает Вика удовольствия увидеть на его лице краску смущения.

– Хочешь сказать, я был твоим наказанием?

– Вовсе даже нет. Тебя назначили к нам раньше. Наказанием был перевод Финни. Уорд пользуется своими политическими связями и продолжает наступать. Если у нее появится возможность испортить нам жизнь, она с удовольствием это сделает. Финни сильно не повезло, что ее назначили шефом его отдела.

– Другими словами, она накажет Прию, только чтобы навредить вам обоим?

– Сказать по правде, на Прию ей наплевать. С таким же успехом можно ждать сочувствия от дохлой рыбы.

Рамирес склоняет голову набок.

– Уорд против Дешани – чья возьмет?

Вик моргает, задумывается и пожимает плечами.

Немногое может согнуть Хановериана, но то, что может, Эддисон знать не хочет.

Стопка разноцветных папок на столе, возле лэптопа Рамирес готова принять свежие материалы. Одна, пустая, открыта. Имя на ярлычке, возможно, напишет Вик: у Родригес почерк слишком красивый, а каракули Эддисона сразу и не разберешь.

ПРИЯ ШРАВАСТИ

Интересно, это только совпадение, что папка голубая?

Красных в стопке нет вообще, у Чави – ярко-желтая. Брэндон думает о «Тазере», о том, не обманывает ли Прия с цветом, и трет ладонями глаза, словно так, давя на них, можно остановить мысли. Хотя бы на секунду. Со времени пробежки прошло несколько часов, а чувство такое, что он никак не может отдышаться.

Эддисон опускает руки, поднимает голову и натыкается на внимательный взгляд Вика.

– Обязательно сделаем тебе гибкий график.

– И как я объясню, что людям, отвечающим за ее безопасность, мешают политики.

– Вот так и объясни. Выскажи догадку.

– Ей это точно не понравится.

– Вот и хорошо. Если Прия и Дешани разойдутся не на шутку, может, дело дойдет и до босса Уорд.

Брэндон вспомнил, как увидел в первый раз Прию и какое ощутил облегчение, когда понял, что она злится, а не плачет, потому что уже не мог к тому времени терпеть плачущих девчонок. Но познакомились они пять лет назад, и, хотя наблюдать за рассерженной Прией весьма любопытно, фокусировать ее гнев ему не хочется. Он знает, чего стоит ей переход от раздражения к гневу. Знает, как плохо она отходит от этого гнева, как сильно выматывается и как долго это может продолжаться.

Эддисон пообещал, что никогда не станет ей врать, даже если от вранья ей же будет лучше, а она сказала, что не хочет ничего знать о других девушках, однако с течением времени соблюдение этого обещания давалось все труднее и звучало все фальшивее. Брэндон заметил эту фальшь два года назад, но продолжал хранить молчание, потому что и она не хотела знать, и он не хотел пугать ее. Тем более что к тому времени ее гнев и ярость начали постепенно терять силу.

Вик касается его лодыжки мыском разбитого лофера.

– С ней все будет в порядке. Она всегда в порядке.

Но Эддисон лучше Вика знает, с чем борется Прия, когда старается все осмыслить и поместить убийство сестры на правильное место в большой картине. Поскольку Хановериану забот уже хватило, он держит это в секрете для Прии и Дешани и никогда не упомянул о проблемах с перееданием, когда девочка сидит, скорчившись, на полу в ванной и ее выворачивает наизнанку оттого, что сестры больше нет и осознать это невозможно. Когда похитили Фейт, Эддисон начал курить – не вопреки предупреждению главного врача службы здравоохранения, а из-за него, потому как знал, что медленно убивает себя, и в этом был смысл. Он даже не пытался остановиться, пока пару лет назад Вик не взял его под свое крыло, а окончательно бросил после того, как Прия, наморщив нос, заметила, что от него воняет хуже, чем в мальчишеской раздевалке в их школе.

Брэндон спросил, откуда ей известно, как пахнет в мальчишеской раздевалке, и, задавая вопрос, позабыл дотянуться до сигареты. А вот сам жест остался, как осталась и потребность в сигарете, а иногда и сама сигарета, но теперь это уже не то же самое. Может быть, из-за Прии. А скорее, потому что увидев, как этот импульс проявляется в другом, Эддисон уже не ощущал прежнего удовольствия. А значит, все-таки из-за Прии.

Теперь его пинает Рамирес. Пинает осторожно, даже бережно, потому что острый мысок ее туфельки бьет чертовски больно, особенно если она вдобавок еще и качает ногой. Пинает и кивает. Карандаш, удерживающий сложный узел волос на затылке, сдвигается, но сооружение не разваливается.

– Как бы трудно им ни приходилось, сколько бы раз кто-то ни ломался, у каждой всегда есть другая. Если Прия и рассыплется, Дешани соберет осколки воедино.

Что там сказал ему Вик в ноябре? Одни, сломавшись, так сломанными и остаются; другие же складывают себя по кускам, пусть даже кое-где и выступают острые углы.