Сад нашей памяти - Мэри Эллен Тейлор

– Я помню, как все было на прежней кухне. Вы готовили еще на той белой плите?

– На ней я как раз и училась готовить, и она верно служила мне до тех пор, пока миссис Грант не решила ее поменять.

На кухне пахло свежеиспеченным хлебом, веяло дразнящими ароматами печенья и жареной курицы.

– Пахнет восхитительно, – молвила Либби.

– Я скучаю по той старой плите. – Маргарет положила папку с предложением на столик в уголке и, вернувшись к плите, уставилась на кнопки. – Этой кухне всего неделя, и я до сих пор в ней толком не освоилась. У старой кухни были свои причуды – равно как и у меня. Но мы с ней были одной командой. А эта новая плита и новый холодильник для меня чужие. Коултон включил мне духовку, но как управиться с этими горелками, я пока не поняла.

За последние несколько лет Либби достаточно пообщалась с профессиональным оборудованием кейтеринга. Она вдавила одну из черных круглых рукоятей и повернула. Тут же из горелки появилось пламя.

– Вот так вот.

Глубоко вздохнув, Маргарет кивнула:

– Вдавить и повернуть. Должна была бы догадаться.

– Поставить вино в холодильник?

– Да, поменяйте на другое шардоне, уже холодное. А если вы найдете штопор – это будет просто замечательно. Я даже не представляю, где он может быть.

– Когда в январе я переехала жить в дом отца, я несколько недель не могла разобраться, где что лежит.

Маргарет вскрыла коробку с макаронами-рожками.

– Элайна сказала, похороны у него были весьма достойными.

– Я и не знала, что она там была. В церкви было так много народу, что я даже не могла с кем-то пообщаться лично.

Либби поставила свою бутылку в холодильник, забрав оттуда охлажденную. Потом, открыв и закрыв три-четыре ящика, обнаружила наконец целую коллекцию разрозненных кухонных аксессуаров. Она и не заметила, как от вина они с Маргарет перешли к отцовским похоронам.

Спустя пару минут бутылка была открыта и поставлена рядом с двумя бокалами, вытянутыми из застекленного шкафчика.

– Вам налить вина? – спросила Либби.

– Я обычно не пью. Но вы, пожалуйста, угощайтесь.

Либби наполнила бокал.

– А вы уже долго работаете в Вудмонте, Маргарет?

– Да, я пришла сюда на работу за пару лет до рождения госпожи Элайны.

– Вы сами тогда, наверное, были еще почти ребенком.

– Мне было восемнадцать лет.

– И все это время вы пробыли здесь?

– Да, здесь. Помогала госпоже Оливии растить Элайну, когда погибли ее родители. В этом поместье я встретила своего мужа, здесь же растила собственных детей. – Маргарет говорила это с гордостью, явно ощущая себя частью этого места, едва ли не больше, чем само семейство Картер.

Вся жизнь этой женщины протекла в столь небольшом пространстве. Неужели же и ее, Либби, оставшаяся жизнь пройдет точно так же ограниченно?

– Надо же, как удивительно!

Маргарет заглянула в кастрюлю.

– Отлично, вода уже кипит. Должна все же признать, эта плита работает куда быстрее, нежели моя прежняя старушка.

– А что вы будете готовить?

– Макароны для мальчишек. Иначе они останутся голодными. Для нас я зажарила цыпленка, к нему будут помидоры и зеленый салат.

– Замечательно! Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Вы можете мне помочь накрыть на стол. Я бы уже это сделала, если бы не провозилась столько времени с плитой.

– Будет сделано.

Потягивая на ходу вино, Либби прошла вглубь помещения, к столу из красного дерева и там поставила бокал. Провела ладонью по полированной столешнице, от которой слегка веяло лимонным запахом. Приготовленный для ужина столовый сервиз оказался из веджвудского фарфора. Тарелки были цвета слоновой кости, с бледно-голубыми цветами, плетущимися вдоль серебряной каемочки. Бокалы были хрустальными.

– Я вижу, вы решили выставить самое лучшее.

Маргарет достала из холодильника стеклянный кувшин, в котором, похоже, был чай со льдом и ломтиками лимона.

– Элайна распорядилась, чтобы накрыли самое лучшее. Хотя Сэму и Джеффу я все равно поставлю пластмассовые тарелки, что бы она там ни говорила.

Либби аккуратно расставила на столе семь тарелок, разложила столовое серебро. Перед каждым прибором поставила по бокалу. Затем сложила каждую из зеленых льняных салфеток несколько раз по диагонали, получив семь подобий пирамидок.

– Ну надо же как! – восхитилась Маргарет.

– Работать в свадебном бизнесе – и не знать, как складывать салфетки!

– А я думала, вы занимаетесь фотографией.

– Я столько времени уже успела провести на кухнях свадебного кейтеринга, то заходя по-быстрому перекусить, то помогая их персоналу в запарке. Так что я не только умею складывать салфетки и включать плиту, но также способна нарезать на ровные кусочки свадебный торт и зашить разорванное или просто лопнувшее по шву свадебное платье.

– Разорванное платье?

– Вы даже не представляете, сколько женихов и отцов невест наступают на шлейф!

Снаружи послышался собачий лай в сопровождении веселых мальчишеских голосов. Глянув в окно, Либби увидела Коултона с двумя сыновьями, направляющимися к дому в компании с Сэйджем и Келси. Мальчики бросали собакам мячик, но бегала за ним только Келси. Сэйдж, поглядывая на них, только зевал.

Коултон к ужину переоделся в чистые, не рабочие джинсы и светло-голубую рубашку и явно побрился. Волосы его были аккуратно зачесаны назад. Мальчики тоже одеты были в чистые джинсы и футболки. Как и у отца, влажные волосы у них были зачесаны назад, открывая на лице небольшую россыпь веснушек.

– Наверное, вот-вот грянет конец света! – воскликнула Маргарет, с лучистой улыбкой глядя на мальчиков. – Этих сорванцов и к свадьбе-то трудно было привести в порядок – а сегодня, глядь, они снова чистые и умытые! Сегодня, Либби, это, несомненно, в вашу честь.

– Я и не думала, что я такая важная персона, – усмехнулась Либби.

– О, еще какая важная! Элайна с той минуты, как вас на ужин пригласила, прямо вся на нервах. А достаточно ли чисто в доме? А какую, мол, еду вы предпочитаете? А что ей надеть? А чем вас развлечь? Ну прямо места себе не находит!

– Чего же она из-за меня так суетится?

– Это уж вы у нее спросите, – пожала плечами Маргарет.

Дверь с улицы открылась, и Коултон, оставив собак снаружи, слегка подтолкнул в кухню своих маленьких отпрысков. Взгляд его быстро скользнул по Либби, и у нее возникло смутное ощущение, что он остался доволен увиденным.

Во взгляде Джереми она когда-то тоже видела желание, однако с каждой ее незадавшейся беременностью огонь в его глазах все более затухал. Секс между ними сделался скорее механическим, поскольку оба были чересчур сосредоточены на том, чтобы сделать ребенка, и когда это в итоге так и не удалось, его страсть превратилась в нечто меньшее, незначительное. Он словно бы больше не воспринимал ее как исключительную личность, как желанную женщину – и относился к ней с немалой долей жалости. Эта его жалость к ней и вынудила Либби покинуть дом.