Спаси моего сына - Полина Рей

– Понимаю, Юль.

Я тоже отставляю еду, к которой почти не притронулась. А вот глоток белого ледяного вина отпиваю с огромным удовольствием. Юлька обнажила то, над чем я сама так или иначе думала всё это время, то отгоняя от себя подобные мысли, то возвращаясь к ним вновь.

– А может клин клином, м? – склоняет голову набок подруга. – Если уж на то пошло, твой Верниковский это заслужил. Даже если ты потом его простишь, как говорится – баш на баш.

И об этом я тоже думала. Точнее, пыталась представить себя с другим, вот только ни черта не выходило. Я же, дура малолетняя, ещё в восемнадцать поверила в то, что с мужем у меня навсегда. Что один он у меня будет – на всю жизнь. И даже если сейчас было чёткое осознание, что это всё ерунда, представить себя с другим я не могла. Разве что…

– Если и будет что – то не с Черенковым, – выдыхаю тихо, опустошая бокал. И прежде, чем Юлька начнёт задавать новые вопросы, переключаю тему в безопасное русло: – У нас там Пино ещё осталось?

В тот следующий раз, когда Андрей зовёт меня на встречу, я решаю расставить все точки над «и». Ну, или хотя бы попытаться. Сказать ему, что пока не готова ни к чему серьёзному. Да даже к единичной ночи не готова.

– Я уже сказала тебе, что хочу поговорить, – произношу тихо, когда мы с Черенковым сидим в его машине возле моего подъезда.

Сегодня мы просто сходили в кафе, и… я вдруг заметила, что Андрей какой-то другой. Не давит, даже за руку взять не пытается, хотя раньше такой «грешок» за ним имелся.

– Я даже знаю, о чём, – усмехается он.

Поворачивается ко мне, смотрит пристально и вдруг выдаёт:

– Если я слишком давлю – так и скажи.

У меня брови сами по себе взлетают на лоб. Уж о чём-о чём, а говорить я хотела вовсе не об этом.

– Ты не давишь, Андрей. Но должен понимать – если у тебя есть какие-то далекоидущие планы, даже связанные просто с разовой постелью, я – не тот случай.

Мы молчим некоторое время. Наверное, самым правильным будет сейчас просто выйти из машины Черенкова и в следующий раз с ним уже никуда не ездить. Хоть за этими встречами вроде как ничего не стоит.

– Мне жаль, что я пока не могу справиться с тем, что на меня свалилось, и попробовать хотя бы ночи без обязательств, – выдыхаю едва слышно и, взявшись за ручку на дверце, открываю ту и выхожу на улицу.

Рассчитываю на что угодно, но только не на то, что происходит следом. Почти добираюсь до дома, когда Черенков окликает меня, понуждая развернуться на его голос.

– Соф, – шепчет он. Скрадывает разделяющее нас расстояние и, не успеваю я понять, что творится, притягивает к себе и целует.

Я застываю каменным изваянием. Губы чужого мужика на моих губах… его близость – настолько ощутимая и вызывающая полярные чувства. В голове рефреном слова Юльки всплывают: «А может, клин клином?». И наверное, я действительно дура, раз не иду этим путём. Вцепляюсь в запястья Черенкова. Руки его от себя отстраняю, а у самой паника внутри такая, что наизнанку выворачивает.

– Не надо… слы… – Не успеваю договорить, когда Андрей снова меня к себе притягивает. И губы мои едва ли не кусает, как будто не мужчина со мной, а зверь голодный.

Мне странно. Мне – страшно. Кричать хочется во всю силу лёгких, но не могу.

Не могу ровно до тех пор, пока не раздаётся рык Верниковского:

– Ну, держись, сучонок.

И в следующее мгновение ко мне возвращается возможность сделать вдох, а две вцепившихся друг в друга мужских фигуры падают на землю, молотя друг друга кулаками.

Первые пару секунд стою, впав в полнейший ступор. Только различить пытаюсь, что вообще происходит. То Верниковский на Андрее, то Черенков побеждает Даню. Не нахожу ничего лучше, чем броситься – и совсем не прочь от них, а в самую гущу событий.

– Хватит! – выкрикиваю истерично, хватая то одного, то другого за одежду. Пытаюсь растащить их, но ни черта не выходит. И уже знаю – нет никого кругом, кто помог бы. А если и найдётся случайный прохожий – будет бежать так, что пятки засверкают.

В такие моменты плохо соображаешь. Что делать? Выхватывать телефон? Звонить ментам? Сколько они будут ехать? Да и будут ли?

– Хватиииит! – умоляю, когда чудом остаюсь в стороне и меня никто не прикладывает по лицу со всей дури.

Андрей подмял под себя Даню, молотит кулаками, но в основном удары приходятся мимо. Потом Верниковский с рыком переворачивает Черенкова, и всё происходит с той же точностью.

Наконец, они отлетают друг от друга. Наверное, это тот самый момент, когда дерущиеся начинают испытывать понимание – ещё немного, и они проиграют. Оба – каждый друг другу.

У Дани рассечена бровь. Инстинктивно бросаюсь к нему, зло отираю рукавом текущую кровь. Он улыбается, как мне кажется, довольно. А у самого внутри чистый адреналин. Мне даже не нужно в этом сомневаться. Просто знаю это и всё.

– Андрей, поезжай домой, пожалуйста, – сдавленно-хрипло говорю я, не глядя на Черенкова.

Улыбка Верниковского становится шире. Зря.

– А говорила, что разводишься, – издевательски-насмешливо хмыкает Андрей.

И в любой другой ситуации, возможно, я попыталась бы дать ему понять, насколько всё иначе, чем можно было бы подумать, но… Но у нас с Верниковским и вправду всё недорешено. И сначала мне следовало бы расставить все точки там, где им самое место, а уже потом ездить на свидания, хоть они для меня ничего особо не значат.

Черенков уезжает. Быстро садится в машину и его след простывает. За этим наблюдаю словно через пелену, а у самой внутри желание, чтобы всё настоящее, в котором барахтаюсь последние недели, горело бы синим пламенем.

– Пойдём, раны обработаю, – говорю устало Верниковскому, наконец отстраняясь.

И по его молчанию понимаю – он боится спугнуть то, что сейчас есть между нами. То, что он сам себе напридумывал, потому что выжженное место, которое Даня оставил после себя, ещё долгое время не сможет стать живым.

Но нам и вправду нужно покончить с нашими отношениями, потому просто веду его в некогда нашу квартиру в надежде на то, что в этот раз мы сможем поговорить по-взрослому.

– Ссссуу… сволооооочь, – выдыхает Верниковский сквозь крепко стиснутые зубы, стоит мне начать промывать его самый глубокий порез.

Конечно же, применяю для этого чистый спирт. Он и обеззараживание проведёт на «ура», и немного приведёт Даню в чувство.

– Надеюсь, ты не мне это, – хмыкаю тихо, на что муж мотает головой. Приходится вжать ватный диск сильнее, но теперь Верниковский хоть и вцепляется в столешницу, а всё же ругательств не выказывает.

– Иногда ты у меня такая дура, Сонь.

И я согласна с этим полностью. Иногда я просто полная дура.

Когда кровь останавливается, устало сажусь за стол напротив Дани. Муж послушно держит вату на брови, смотрит на меня как-то странно.