Сколько живут донжуаны - Анна Данилова

— Гера? Рад. Проходи.

— И я рад, что ты дома. Извини, что так поздно.

Высокий, худой, в черной дубленке. На черных с проседью волосах капли дождя. Темные глаза смотрят настороженно. Лицо бледное, а губы и вовсе почти белые.

— Что-то случилось?

— Пока еще не знаю. Но нужна твоя помощь. Потому и пришел.

Так часто бывает. То затишье, никто не звонит и не обращается, а то наваливается сразу несколько дел, причем таких, от которых невозможно отказаться. В такие моменты жалеешь, что работаешь один, без помощников.

— Проходи, Гера. Лена, иди сюда, я познакомлю тебя с моим другом…

Лена поздоровалась с Шитовым, поставила на стол коньяк, рюмки, нарезала лимон и ушла, оставила нас одних.

— Какая милая у тебя жена, — улыбнулся одними губами Шитов. Он всегда был безупречен, корректен, вежлив в общении с друзьями, однако ведь я о нем практически ничего не знал. Разве что он был весьма принципиальным, когда дело касалось работы, и достаточно жестким в отношении своих подчиненных. Но что-то подсказывало мне, что он пришел ко мне по личному вопросу. Иначе что ему мешало пригласить меня к себе в прокурорский кабинет?

— Ефим Борисович… Фима, я женился. Два месяца тому назад. Совсем голову потерял. Словно это и не я. Семью оставил, детей. Влюбился, как мальчишка, в балерину. Квартиру новую купил, туда с Ниной переехал — дом и все, что в нем, жене и детям оставил. Был счастлив, как никогда. Словно заново жить начал. Но мне кажется, что она мне изменяет. Исчезает куда-то вечерами, говорит, что на репетиции, но я проверял — никаких репетиций. Я не знаю, что мне делать. К тебе пришел. Знаю, что все выяснишь, расскажешь мне и никто посторонний ничего не узнает. У тебя отличная репутация.

Я не знал, как реагировать на такое признание. Хотя, быть может, это я воспринял как признание, на самом же деле его ближнее окружение давно все знает. Как можно скрыть новый брак?

— Хорошо. Мне нужно ее фото, адрес. Ну, ты и сам все знаешь.

— Я подготовился. Вот, держи. — И он достал из кармана плотный конверт из желтой бумаги. — Там все. Не скрою, схожу с ума. Работать не могу. Если окажется, что эта девочка меня обманывает, значит, жизнь — сволочь. Вот так я тебе скажу.

Я подлил ему коньяку.

— У меня тоже к тебе одно дело. Возможно, ты мне подскажешь, как быть, что делать.

И я, воспринимая визит Германа как подарок судьбы, рассказал ему, в свою очередь, Танину историю, надеясь получить от него помощь.

Таня, все еще находясь в состоянии легкой эйфории после того, как Костров привез ее на свою дачу, где скрывал Игоря Николаевича, старалась насладиться всем, чем только можно было в ее положении. Во-первых, она встретилась с Игорем, который так обрадовался ее появлению, что сразу же сделал ей предложение. Конечно, не так, как это бывает в кино, но все равно — предложение было сделано торжественно, серьезно, хоть и без кольца и букета. Игорь Николаевич сказал, что влюблен в нее, причем давно, и очень хочет сделать ее счастливой. Она, конечно же, согласилась, после чего они провели ночь в одной постели.

Во-вторых, ей очень понравился дом, большой, теплый и уютный. Декоративный камин, дрова в котором горели скорее для ощущения уюта и красоты, поскольку дом отапливался газом, привел ее в настоящий восторг.

В-третьих, выпал снег, и пейзаж за окном стал каким-то новогодним, сказочным, как на картинке. Высокие ели стояли, укутанные в легкие белые шубки, каменный забор, отделявший хозяйскую территорию от леса, был сверху прикрыт пухлыми белыми подушками, при утреннем солнечном свете сверкавшими нестерпимым блеском. И когда Таня, воспользовавшись тем, что ее взрослый возлюбленный позволил себе нежиться в постели, позабыв загрузить свою ученицу гаммами и этюдами, вышла на крыльцо и вдохнула сладкого морозного свежего воздуха, жизнь показалась ей поистине прекрасной.

Если бы она знала тогда, что, стоя на крыльце, залитая солнцем, в своем пестром вязаном свитерке и джинсах, она станет объектом пристального внимания человека, разглядывающего ее в бинокль, быть может, она поспешила бы вернуться обратно в дом. Но солнце так припекало, и мороза пока еще не ощущалось, и она стояла, подняв лицо к лучам, и дышала глубоко, с удовольствием, и ни о чем совершенно в это время не думала. Всего, чего ей хотелось, она достигла. Она занималась музыкой, у нее был Игорь Николаевич, впереди была спокойная, полная приятностей жизнь. Они будут вместе разучивать с ним новую программу, возможно даже, она выучит Первый концерт Чайковского для фортепиано с оркестром, хотя об этом даже мечтать пока еще как-то дерзко, почти нахально.

Она так далеко улетела в своих мечтах, что оказалась на сцене консерватории, где исполняла этот концерт вместе с оркестром, а в партере сидел Игорь Николаевич вместе с Кларой, которые следили как завороженные за ее исполнением, что не сразу поняла, куда провалилась сцена с роялем «Steinway» вместе с ней самой, не доигравшей концерт, и полным зрительным залом и почему на голову падает снег. Когда же картинка, рожденная ее воображением, была выветрена снежной метелью, она поняла, что в нее кто-то просто запустил снежком. Да так метко, что снежное послание, твердый шарик, ударившись о ее плечо, рассыпался, брызнув снегом в лицо.

Таня обернулась. Дом Кострова стоял на самой окраине какого-то поселка, и вокруг — ни души. Где-то за елками она видела розоватую черепичную крышу высокого особняка, но это было довольно далеко. Однако в нее выстрелили именно оттуда, словно кто-то, забравшись на забор, сгреб ладонью мокрый снег, слепив из него снежок, и бросил точно в нее.

Покрутив головой, она показала кулак елкам и розовой крыше и собралась уже вернуться в дом, как получила еще один удар снежком прямо в голову.

— Эй, там! — крикнула она елкам. — Хватит бросаться! У меня и без того сотрясение мозга!

И тут она увидела, как на широкой плоской длинной площадке, являющейся верхом мощного каменного забора, появился человек. Длинноногое существо в синих джинсах и пестром джемпере. Словно это была она сама! Даже расцветка на джемпере его была похожа на узоры ее свитера. Это был парень. Он улыбался так широко, подгребая к ней по снегу в своих высоких ботинках, имитируя лыжную походку, что Таня тоже ему улыбнулась.

— Ты кто? — спросил он ее. — Кажется, здесь мент живет. Ты его дочка?

— Нет-нет, я здесь в гостях.

— Понятно. А я здесь живу, по соседству, — он махнул в сторону розовой крыши. — Здесь скука страшная. Смотрел в бинокль, там ворона на ветке елки сидела, такая важная и смешная. И вдруг вижу — ты выходишь.

— И тоже важная и смешная?

— Да нет. Прикольная. И одетая почти так же, как и я. Чем занимаешься?

— Музыкой.

— Понятно.

— А ты?

— У меня отпуск. Я программист. Вот, отправили отдыхать зимой, гады. Но я и здесь умудряюсь работать, сижу за компом, ем, сплю и снова за комп. Понимаю, что так не отдыхают, надо хотя бы на лыжах пройтись. Смотри, сколько снега навалило. Я видел лыжню, кто-то уже начал сезон, хоть и с опозданием. Ты когда-нибудь на лыжах ходила?