Проект "Рози" - Грэм Симсион

Я считаю себя рациональным, если говорить о принятии решений. Но, к сожалению, и у меня случаются ошибки. Генетически мы запрограммированы реагировать на раздражители из ближайшего окружения. Сложные задачи требуют системного подхода, а он не такой мощный, как инстинкт.

Пожалуй, в этом — наиболее вероятное объяснение моего неугасающего интереса к проекту «Отец». С точки зрения здравого смысла мои исследовательские способности требовали более серьезного применения, но инстинкт толкал меня к тому, чтобы помочь Рози. За бутылкой пино нуар «Мадди Уотер» в баре «Джимми Ватсон» я все пытался убедить ее в необходимости продолжать поиски. Она возражала — и довольно разумно, — что теперь с таким же успехом можно проверять любого однокурсника ее матери. Если предположить, что на курсе обучалось человек сто, то — как заметила она — с учетом гендерного перекоса в образовании тридцатилетней давности большинство из них были мужчинами. Перспектива розыска и тестирования полусотни врачей, многие из которых наверняка проживают в других городах и странах, представлялась далеко не радужной. Рози сказала, что на такие подвиги она не готова.

Она предложила подбросить меня до дома, но я решил остаться. И выпить еще.

Прежде чем поставить крест на проекте «Отец», я решил проверить статистику кандидатов на отцовство, представленную Рози. Мне пришло в голову, что некоторых можно исключить. В медицинских классах, где я преподаю, немало иностранных студентов. Учитывая ярко выраженную белую кожу Рози, маловероятно, что ее отец — китаец, вьетнамец, негр или индус.

Для начала я поискал в сети информацию о выпускниках медицинского факультета — основываясь на трех уже известных мне именах.

Результат превзошел мои ожидания. Элемент удачи — то, что нужно для решения задач. В этом смысле неудивительно, что мать Рози оканчивала университет, где я преподаю. В то время в Мельбурне было всего два медицинских факультета.

Мне попались и две фотографии. Первая — официальный портрет всего выпускного курса с именами ста сорока шести студентов. Вторая была сделана на выпускном вечере, она тоже снабжена подписями. На ней было всего сто двадцать четыре студента — наверное, не все приняли участие в торжестве. Поскольку «генный шопинг» случился именно на этой вечеринке или после нее, отсутствующими можно было пренебречь. Я лишь проверил, действительно ли эти сто двадцать четыре выпускника являются подмножеством нужного нам курса из ста сорока шести человек.

Поужинав дома, я отправился в «Маркиз Куинсберри». Но — к несчастью! — Рози в баре не было. Бармен сообщил мне, что она здесь бывает лишь три дня в неделю, и я рассудил, что такой график вряд ли позволяет свести концы с концами. Возможно, у нее была и какая-то дневная подработка. Собственно, я мало что знал о Рози — помимо места работы, интереса к биологическому отцу и возраста, который, если считать от выпускного вечера тридцатилетней давности, составлял двадцать девять лет. Я ведь не спросил Джина, как он с ней познакомился. Да я даже имени ее матери не знал, чтобы идентифицировать ее на фотографии.

Бармен был дружелюбен. Я заказал пива с орешками и еще раз просмотрел записи, которые принес с собой.

На фото с выпускного вечера я насчитал шестьдесят три парня — таким образом, численное превосходство над девушками составляло всего два человека, что опровергало дискриминационную поправку Рози. Среди них были и явно неевропейские лица, хотя и не так много, как я думал. Дело было тридцать лет назад, наплыв китайских студентов еще не начался. И все-таки кандидатов оказалось немало. Хотя образцы их ДНК вполне можно было собрать, например, на встрече бывших выпускников.

Я уже догадался, что «Маркиз Куинсберри» — гей-бар. В свой первый визит я этого как-то не заметил, поскольку был сосредоточен на поисках Рози и проекте «Отец», но на этот раз я не упустил возможности приглядеться к здешней публике. Мне почему-то вспомнился шахматный клуб, куда я ходил еще в школе, — классический пример сообщества по интересу. Пожалуй, это — единственный клуб в моей жизни, если не считать университетского клуба, который мы рассматривали скорее как столовую.

У меня не было друзей-геев. И вовсе не из-за каких-либо предрассудков, а из-за моей необщительности. А что, если Рози тоже придерживается нетрадиционной ориентации? В конце концов, она работала в гей-баре, хотя сюда ходят только мужчины. Я задал вопрос бармену.

— Удачи вам с ней, — сказал он и рассмеялся. Не похоже на ответ. Но бармен уже отвлекся на другого посетителя.

На следующий день я едва покончил с ланчем в университетском клубе, как туда вошел Джин в сопровождении женщины. Я узнал ее. Фабьена — Ученая Дама, Лишенная Секса, с холостяцкой вечеринки. Кажется, она решила свою проблему. Мы столкнулись в дверях, когда я выходил.

Джин подмигнул мне и сказал:

— Дон, это Фабьена. Она приехала из Бельгии, и мы собираемся обсудить возможные варианты сотрудничества.

Он снова подмигнул и быстро прошел мимо.

Бельгия. А я-то думал, Фабьена — француженка. То, что она бельгийка, все объясняло. Француженка у Джина уже была.

Я коротал время в ожидании у бара «Маркиз Куинсберри». Ровно в двадцать один час появилась Рози.

— Дон? Что-то случилось?

— У меня есть информация.

— Давай, только быстро.

— Быстро не получится, очень много деталей.

— Дон, тут незадача: в бар начальство подъехало. У меня будут неприятности, если я задержусь. А терять работу мне нельзя.

— Во сколько ты заканчиваешь?

— В три утра.

С ума сойти! И что за работа у завсегдатаев этого заведения? Может, все они тоже работают в барах, которые открываются в девять вечера, и имеют по четыре выходных в неделю? Да это прямо-таки невидимая ночная субкультура! Я совершил над собой нечеловеческое усилие и принял сопоставимое по масштабу решение:

— Тогда я тебя встречу.

Я поехал домой и сразу лег спать, поставив будильник на два тридцать. Кроме того, чтобы наверстать недосып, я отменил утреннюю пробежку с Джином. Схожая судьба постигла и тренировку по карате.

В два часа пятьдесят минут я снова колесил по пригороду. Не могу сказать, что это был неприятный опыт. Напротив, я даже увидел для себя преимущества работы по ночам. Пустые лаборатории. Ноль студентов вокруг. Высокая скорость Интернета. Никакого декана, наконец. Если бы я был занят исключительно исследованиями, без преподавания, то ночная смена меня вполне устроила бы. Возможно, я смог бы даже преподавать в университете, расположенном в другом часовом поясе, — по скайпу, например.

Ровно в три часа я был у бара. Дверь была заперта, на ней — табличка «Закрыто». Я громко постучал. Рози подошла к двери.

— Я с ног валюсь, — сказала она. Ничего удивительного. — Заходи. Я почти закончила.

Видимо, бар закрывался в два тридцать, но Рози задерживалась, чтобы убрать.