Легенды Крыма - Никандр Александрович Маркс

еси взял: мужа, и жены, и дети, и повели възвратити все. Тогда повеле княз(ь) всем своим вся отпустити. И идоша кождо восвояси. За нед(е)лю не изыд(е) ис ц(е)ркви, дондеже исшед, дар дав велик с(вя)т(о)му и град его чтив, попов и людии отиде. Се слышаху, инии не смеаху пойти нань. Аще кто наидяше, – посрамлен отхожаше.

Выпуск третий

Элькен-кая – парус-скала

Керченская легенда

Поднимай парус, старый корабль, крепи снасти. Будет шторм! Много штормов пережил Ерги Псарас, не думал, что впереди еще самый страшный.

Давно не выходил он в море и жил в покое на старости лет.

Каменные склады в гавани ломились от его товаров; мраморный дворец Псараса считался красой Пантикапеи, а юноша-сын заставлял сильнее биться женские сердца.

Пора было выбрать для него достойную, и Ерги Псарас, казалось, нашел одну.

По воле отца сын часто навещал дом купца из Кафы, но возвращался от невесты всегда задумчивый и печальный.

– Любовь, видно, такая госпожа, – смеялся старик, – что, если кто подчинится ей, она схватит за волосы и отведет на рынок невольников. Вот и тебя тоже.

Не спорил сын, думая о той, которую любил.

Та, другая, жила в дальней деревне, куда сын Ерги Псараса наезжал, чтобы купить пшеницу.

Морщинки уже побежали по ее лицу, и голос не звучал по-девичьи.

Но в глазах жил веселый смех, и каждое движение ее звало на радость.

И, встретив ее, юноша почувствовал, как подернулись глаза пьяным туманом, и цепи любви сильнее оков обвили его, как преступника.

А она узнала слезы от счастья и горе от любви и поняла, что поздний призыв жизни может быть сильнее смерти.

– Кому, как не мне, горевать, кому, как не мне, тосковать; у всех под окном поют соловьи, но весна обошла мою дверь.

И думала о своем мальчике, которого отняли у нее в давние дни. И вспоминала рыбака-мужа, и ревнивый нрав его, и жестокую расправу с нею.

Его звали также Ерги, но, кроме рыбачьей ладьи, у него не было ничего другого, и жил он на прибрежье Сугдеи, далеко от пантикапейских берегов.

Не делилась женщина своей скорбной думой с юношей, боялась затмить светлую минуту встречи.

И без того часто печален был он, и слеза сбегала с его глаз.

И замечая это, она прижималась к его устам в замирающем поцелуе и, обвивая его стан нежной рукой, напевала старую песенку:

– Любовь без горя, любовь без слез – то же, что море без бурь и гроз.

А между тем отец торопил своего сына: корабль уже был готов, чтобы идти в Кафу за невестой.

Ждали только попутного ветра – поднять паруса. И когда ветер зашумел от Намыш-буруна, Ерги Псарас позвал сына.

– Пора выходить в море.

Хотел сказать что-то сын, но увидел суровое лицо отца, и замерло его слово.

К ночи вышел корабль из гавани, и тогда слуга подал старику свиток.

– Тебе от сына.

Прочел Ерги Псарас.

Если бы ураган, который поднялся в груди его, мог вырваться на волю, он сравнял бы всю землю на пути от Пантикапеи до Кафы. И если бы свинец туч, нависших над Митридатом, опустился на голову старика, он не показался бы более тяжелым, чем правда, которую узнал Ерги Псарас из письма сына.

– Пусть будет трижды проклято имя этой женщины. И лучше своей рукой убить сына, чем он станет мужем своей матери. Поднимай паруса, старый корабль, служи последнюю службу.

И Ерги Псарас кричал корабельщикам об отчале.

– С ума сошел старик, – ворчали люди.

– Шторм, какого не бывало, а корабль, как дырявое решето.

Но звякнули поднятые якоря, и рванулось вперед старое судно.

Как в былые дни, сам Ерги направлял его бег, и забыли оба, что один дряхлее другого.

Гудел ураган. Взметная волна захлестывала борта, от ударов ее трещал корабельный стан.

– В трюмах течь! – крикнул шкипер.

Вздрогнул Ерги, но, увидев впереди мачтовый огонь, велел только прибавить парусов.

Точно взлетел на воздух его корабль, одним взмахом прорезал несколько перекатов волны; вместе с бешеным валом упал в бездну, почти коснулся морского дна и снова бросился на огромный, как гора, гребень.

И с вершины его увидел Ерги Псарас, всего в нескольких локтях от себя, корабль сына.

И был миг, когда оба корабля, став рядом, коснулись бортами.

Белая молния рассекла черное небо, страшным ударом расколола береговой утес, разбила край Опук-кая и обрушила его в залив тысячей обломков.

Покрылся залив белой пеной, сквозь тучи пробился свет луны, и узнал Ерги сына и женщину с золотистыми волосами. Узнал Ерги эти волосы и крикнул сыну, пересиливая ураган:

– Она твоя мать, будьте прокляты оба!

Налетел новый шквал, уходивший гребнем к небу, бросил всех на дно развернувшейся пучины, и исчезли они навсегда в морских глубинах.

Так было.

Верьте.

А на том месте, где случилось, увидели люди потом две скалы и приняли их за корабли, догоняющие друг друга.

Пробегают суда мимо этих скал, видят их люди и принимают по-прежнему за корабли, а подойдя ближе, улыбаются своему обману.

И не знают, что в обмане правда.

Пояснения

Скалы, известные под этим именем, выброшены далеко от берега в море на пути из Феодосии в Керчь, в 56 верстах от Феодосии и в 54 от Керчи, против мыса Опук. Издали они до обмана похожи на два корабля-парусника, догоняющих один другого, и у моряков-греков слывут под именем Петра Керавия (каменные корабли). Легенду рассказывал мне керченский городской голова Петр Константинович Месаксуди со слов своего отца, керченского грека.

Ерги (Иорги) – Георгий. Псарас – рыбак.

Пантикапея греческих времен – нынешняя Керчь. Кафа – Феодосия. Имя Керчь известно с X века, как о том свидетельствует арабский писатель Ибн-Даста (Ю.Л. Кулаковский. К вопросу об имени Керчь).

«Любовь – такая госпожа, что, если кто подчинится ей, она схватит того за волосы и отведет на рынок невольников» – старогреческая поговорка. «У всех под окном поют соловьи, но весна обошла мою дверь» – отрывок из песни, которую до сих пор поют гречанки.

Приведенная в легенде песенка «Любовь без горя, любовь без слез – то же, что море без бурь и гроз» взята из известной пословицы «Любовь без горя, любовь без слез – то же море без серебристой волны». Митридат – гора, у склона которой расположена Керчь, носит имя понтийского царя Митридата Евпатора, владевшего Пантикапеей в I веке до Р. X.

Старый храм

Керченская