Америго. Человек, который дал свое имя Америке - Фелире Фернандес-Арместо

слоны и лошади различных видов, так что я начал подозревать из того, как он мне его представил, что это должен быть остров Тапробана… Также он рассказал мне, что там был другой остров под названием Скаматара, такой же большой, как и Зилан, расположенный очень близко от него и столь же богатый. Так что если Зилан не Тапробана, то им является Скаматара[139]».

Есть что-то изворотливо-неискреннее в этом рассказе. «Зилан», или Цейлон, был хорошо известен и уже идентифицирован довольно явно как Тапробана в текстах, которые, безусловно, были хорошо знакомы Веспуччи, включая описания Индийского океана, составленные наиболее широко читаемым путешественником-автором средних веков, называвшим себя «сэром Джоном Мандевиллем», а также его вдохновителями Марко Поло и францисканским монахом Одоричем из Порденоне. Спекуляции на тему того, что Суматра могла быть Тапробаной, также были общим местом в средневековых географических текстах. Веспуччи писал о своих «открытиях», ставших итогом его логических заключений, ровно так же, как он писал о своих путешествиях, представляя их как свои собственные достижения, опуская пионеров и прецеденты.

Но мнение Веспуччи о Тапробане помогает нам реконструировать его представление о Земле, когда он находился в плавании. Подобно Колумбу, он верил, что если бы смог обогнуть или пересечь вытянутое побережье, которое перерезало предполагаемый прямой путь в Азию, то богатства Востока открылись бы перед ним. Ментальная карта, которую он накладывал на реальность, была основана частично на взглядах Колумба и частично – на тех источниках, которые вдохновляли Колумба.

Эти источники нетрудно идентифицировать. В сущности, общая картина была основана на географических представлениях Птолемея, что неудивительно. Веспуччи мог вспомнить космографию, которую он изучал мальчиком во Флоренции, и использовать ее, чтобы дополнить или, возможно, оспорить какие-то идеи адмирала. И в самом деле, в среде флорентийских схоластов во времена юности Веспуччи процветало то, что можно назвать птолемеевской индустрией. Работавшие во Флоренции в 1460-х и позже картографы изготовили дюжины карт, основанных на представлениях Птолемея[140]. Самую известную карту того времени опубликовал в 1482 году Франческо Берлингьери, член кружка «друзей Платона». Джорджио Антонио Веспуччи, как и большинство образованных флорентийцев, обладал копией птолемеевской Geography, причем переписывал книгу, вероятнее всего, сам[141]. Итогом образования Веспуччи стало то, что он приближался к Новому Свету с головой, полной птолемеевских идей.

Впрочем, в голове Америго разместилась вовсе не точная модель Птолемея. Развитие гуманитарных наук, размышления схоластов и исследования – всё это вместе взятое изменило прочтение флорентийцами Птолемея во времена юности Веспуччи. В частности, в конце 1480 и в 1490-х росло убеждение, что Индийский океан не замыкался сушей, как предполагал Птолемей, но был открыт к югу и потому доступен для навигаторов с востока или запада. В 1488 году экспедиция Бартоломью Диаса, обогнувшего Мыс Доброй Надежды, весьма укрепила данную мысль. В начале 1490-х Португалия послала агентов в Аравию и Эфиопию с намерением найти этому подтверждение. И в 1497-8 годах вояж Васко да Гама в Индию вокруг Африки доказал это безоговорочно. Еще до того, как Веспуччи покинул Флоренцию, один из картографов, работавших в этом городе, Генрикус Мартеллус изготовил карту, на которой Индийский океан был изображен уже в свете новых данных.

Карта Мартеллуса, вероятно, максимально близко отражает представления, которые имел Веспуччи в начале морской фазы своей карьеры. Ближе к восточному краю карты, где испещренный точками островов океан омывает дальний берег Азии, длинный полуостров вытягивается к югу. За ним к западу лежит Малайский полуостров, или «Золотой Херсонес», как его принято было называть на западе. В то время как на большинстве поздних средневековых карт, прямо основанных на картине мира Птолемея, эти полуострова выдавались в окруженный землями океан, Мартеллус и другие, не боящиеся рискованных предположений или просто хорошо информированные картографы, помещали их на краю Евразии, частично поперек входа в Индийский океан или, по терминологии Веспуччи, «Великий Залив». На просторах этого моря лежал остров Тапробана, строго по центру и сильно увеличенный в размерах. Любой, кто сравним с Колумбом и Веспуччи в опыте применения карт, сделает очевидный вывод: открытые Колумбом острова были удобными стоянками на пути в Азию. Протяженное побережье, вдоль которого следовал Веспуччи, являлось, по его разумению, самым восточным полуостровом Азии на карте Мартеллуса.

Нет ничего удивительного в том, что взгляды Веспуччи были так близки и столь сильно зависели от взглядов Колумба. Америго работал на одного из самых ярых почитателей Колумба Джианотто Берарди. Ему было трудно не подпасть под очарование мореплавателя. Как новичок в космографии и навигации, он был просто обязан считаться с мнением человека опытного и получившего признание. Отправившись в собственную атлантическую авантюру, Америго стремился подражать Колумбу, так что вполне естественно для него было принять и некоторые взгляды Колумба.

Более того, Колумб еще не до конца утратил благорасположение к нему картографов, которое он завоевал своим первым трансатлантическим путешествием. С течением времени, после некоторых размышлений и просеивания информации, большинство комментаторов отбросило мнение, что Колумб добрался чуть ли не до самой Азии: размер земного шара просто исключал такую возможность. Но в возбужденной атмосфере, возникшей по возвращении Колумба, многие современники приняли всё им сказанное на веру. Комментарий кастильского адмирала был типичным: Колумб выполнил все свои обещания. Согласно герцогу Мединасели, он «нашел всё, что искал»[142]. Папа – размышляя, очевидно, над текстом первого печатного отчета о путешествии Колумба – согласился с тем, что мореплаватель нашел удивительную и экзотическую землю «в направлении Индии». В этих обстоятельствах Америго трудно предъявить претензии в некритичности. Он был не единственным, стоявшим на позициях Колумба; до Магеллана, нашедшего в 1529 году путь в Азию и показавшего по ходу дела, что Колумб ошибался и в размере Земли, и в легкости путешествия, большинство трансатлантических навигаторов продолжали мечтать о достижении Азии.

Как бы там ни было, но Колумб и Веспуччи черпали знания, в сущности, из одних и тех же источников информации. Так же как Птолемей и Страбон, оба исследователя отчасти опирались на теории Паоло дель Поццо Тосканелли (стр. 36). Хотя его записи практически не сохранились, Тосканелли приобрел огромную популярность. Каждый современник, который знал его или о нем, ставил Тосканелли очень высоко как эксперта в космографии. Йоханнес Мюллер, более известный под именем Региомонтан (схоласты того времени давали друг другу имена на латыни), составивший лучшие на тот момент астрономические таблицы, ставил Тосканелли как математика выше Архимеда. В гуманистических кругах не было похвалы громче[143]. При обмене письмами с Тосканелли Колумб получил подтверждение наиболее важным из своих географических концепций, например, о возможности, хотя бы в теории, доплыть