Весенняя ветка - Нина Николаевна Балашова

что можно. Дошло дело до кого следует.

Пересадили Репку в другое начальство. Обжилась Репка на новом месте и снова перевела своих ближних поближе к себе.

Бабку за Дедкой, Внучку за Бабкой, Жучку за Внучкой, Кошку за Жучкой, Мышку за Кошкой. И снова тянут-потянут…

И что бы вы думали? Дошло это до кого следует. Раз-два, взяли! Выкопали Репку.

СКАЗКА ПРО БЕЛОГО БЫЧКА

Задумал как-то Белый бычок домишко себе построить. Написал заявление.

Так, мол, и так. Решил построиться, прошу выдать лесоматериалы. И подал заявление в лесную контору. Медведь резолюцию наложил:

— В целом я одобряю. Ступай к Барсуку, он у нас управляющий делами.

Барсук подписал бумажку и говорит:

— Иди к Дятлу, он у нас лесной саннадзор.

Постучал Дятел по сосне, длинным носом на бумажке расписался и посылает Бычка к Филину.

Похлопал, похлопал Филин глазами и говорит.

— Не могу я лесоматериалы без согласования с Медведем отпустить. Резолюцию надобно.

Белый бычок взмолился:

— Так ведь есть таковая!

— Медведь только в целом одобрил, а вот как в частности, неизвестно. Без второй резолюции и думать не моги!

Поплелся Белый бычок к Медведю. Одобрил Медведь и в частности, наложил вторую резолюцию и говорит:

— А теперь…

Рассказать вам сказку про Белого бычка?

НИКОЛАЙ ОРЛОВ

Орлов Николай Дмитриевич родился в 1932 г. в с. Луговое, Курганской области.

Окончил ремесленное училище и поступил на Тракторный завод, где работает на опытно-производственной базе слесарем. Учится в школе рабочей молодежи.

КРЕСТИК

— Бабушка! Бабушка! — крикнул Вовка, вбегая в комнату. — Спутник летит!

— Цыц, шельмец! — цыкнула на него старуха, стоявшая на коленях перед образами. — Иродово племя, помолиться не дадут. Какой такой спутник?.. Дьявол, а не спутник.

— Как же, бабушка! По радио передают.

Бабка не ответила. Вовка собрался убежать на улицу, старуха окликнула его:

— Куда еще?

— Да к пацанам…

— Все не набегаешься! Нет, чтобы книжку почитать. Ну, иди, чего стоишь? — сказала она сердито. — Иди бродяжь. — Вовка тихонько вышел…

* * *

Не любила своего внука бабка. Словно поперек жизни встал чуть ли не с самого своего дня рождения. А случилось это нежданно-негаданно.

Когда родился Вовка, радость в доме была необыкновенная. Особенно хлопотала бабка.

— Петенька, Петруша, — приговаривала она бархатным голоском. В заветном кошельке под цветистой кофтой у ней хранился крестик, купленный в церкви для внука.

Вовка родился на Петров день в самую жару.

Через восемь дней Федор принес его из родильного дома, положил поперек кровати и, шумно отдуваясь, сказал жене:

— Какого ты мне сына подарила, Анна! Настоящий богатырь.

Мальчик лежал, обернутый в легкое палевого цвета одеяльце, рядом спокойно хлопотала Анна, радостно улыбаясь.

— Назовем Владимиром, — предложил отец. — Будет у нас Владимир Федорович в честь моего друга, погибшего под Курском.

Анна и бабка не раз слышали о нем. Его фотография висела в рамке под стеклом.

— Лишь бы тебе нравилось, а я давно согласна, — ответила счастливая Анна.

Но тут выдвинулась вперед, как бы заслоняя собой внука, бабка, высокая крепкая старуха.

— Как же это, Феденька? Товарищу твоему царствие небесное, он умер, а зачем у мальца счастье-то отнимать?

— Счастье, он, мать, сам наживет, — весело ответил Федор, — а тебе, мать, давно бы пора кончить с этими молитвами. Скоро на Луну полетим, а ты все в церковь.

— А это не твое дело, милый зятек, ты сам себе, а я сама себе, — сказала она, сверкнув глазами на дочь.

После этого случая бабка не вмешивалась в семейные дела, но и перестала разговаривать с зятем. Зато дочери не давала покоя.

— Дожили, антихристы, — ворчала она, — и все ты, ты виновата. Вьет он из тебя веревки. На твоем месте выдергала бы я ему лохмы-то.

— Отстала бы ты от него, мама, — говорила Анна, — его сын, его и грех…

Вовка рос горластым крепышом. Вечерами, когда отец приходил с работы, начиналась самая шумная пора в доме. Вовка, как колобок, бегал по комнатам. Он беспрерывно падал, вскакивал, опять падал. Отец на четвереньках следовал за ним. Вовка визжал, прижимаясь к дивану. Но вот отец догнал сына. Тот садился отцу на спину и кричал:

— Но! Но! Коняга.

Мать смотрела и смеялась.

Только бабка не принимала участия. Ее можно было всегда видеть в другой комнате за своим повседневным занятием: она вязала варежки соседским девчонкам. Эту работу делала с особым старанием. Варежки получались красивыми, и цена им становилась выше.

Зять ее не обижал. Семья жила в достатке, но деньги бабке нужны были, чтобы купить свечу в церкви или заказать «здравицу». Да и вообще она любила иметь свои деньги и быть им хозяйкой.

И было бы все хорошо, если бы не заболел Федор…

Бывает так в природе: выглянет солнце и засверкают серебряной россыпью блюдца озер, вздохнет полной грудью расшитая яркими красками степь, подымутся в лазурную высь жаворонки, распевая свои звонкие песни, зажужжат мохнатые шмели. Все вокруг живет ключом жизни. Но стоит спрятаться солнцу за угрюмые тучи, как все померкнет. Исчезнут краски, степь покроется молочной пеленой тумана, спрячутся в густой траве жаворонки — и только мыши будут шмыгать в траве, попискивая.

Так случилось в семье, когда заболел отец.

Федор лежал у окна, за которым качалась бугристая ветка тополя. А дальше, насколько хватал глаз, тянулась улица, шумная и живая.

Федор подолгу смотрел в окно. Его тянуло на воздух, к людям, на завод… Он обложился книгами. Книги лежали на табуретках, на окне и даже под подушкой. В перерывах между приступами — работал.

— Лежал бы ты спокойно, зачем опять работаешь? — говорила Анна, глядя, как Федор чертит.

— Молчи, Анна, — отвечал Федор спокойно. — Работать я обязан, потому что работа восстанавливает здоровье. Без дела лежать тяжело, на душе пусто становится. Хочу, Анна, штамп новый предложить заводу. Вот эту крышку раньше точили на станке, а теперь штамповать будем, — показывал он на чертеж, сделанный карандашом. — Щелк — и крышка готова, — улыбался Федор.

Анна смотрела на веселое выражение лица Федора, и ей не верилось, что Федор безнадежный. Он посвежел, а главное верил, что встанет, и Анна верила. Но разговор с врачом, когда увозила Федора из больницы, неотступно засел в голове. От этого разговора у Анны пробегал леденящий холодок по телу…

Проходили дни, и он стал кашлять чаще, надрывно, отплевывая кровь. Лицо становилось то пепельно-серым, то загоралось кровяным румянцем. Только глаза по-прежнему смотрели ласково и нежно.

Бабка ухаживала за больным, бегала по магазинам, базарам,