Эмпайр Фоллз - Ричард Руссо

Следовательно, он и представить не мог, как обрадовалась Тик перспективе ланча в пустынной столовой. Она была совсем не против жевать сэндвич после шестого урока. В школе желудок у нее сводило не только и не столько от голода, и теперь ей хотя бы не придется испытывать унижения, не найдя себе места в столовой, где она чувствует себя изгоем. Летом она порвала с Заком Минти, а значит, за столом, оккупированным его тусовкой, Тик больше не привечали. И ей хватило сообразительности не предпринимать попыток влиться в элитную банду популярных девочек. Куда лучше, полагала Тик, сидеть одной в безлюдной столовой, чем в переполненной до отказа.

– Ты в курсе, что Крейг собирался подарить мне на день рождения “Антологию Битлз”? – переключается Кэндис на другую тему. – До того, когда я его бросила, конечно.

Тик пытается ее игнорировать. Им дали задание нарисовать свой самый удивительный сон, у Тик это сон, в котором она сжимает змею в кулаке. Рисунок получается довольно удачным. Сперва змея походила на угря, но сейчас она уже менее плоская и более змеистая, разве что не такая страшная, как во сне, когда, сколь бы крепко Тик ни сжимала ее пальцами, змея не прекращала извиваться, желая взглянуть на Тик. Во сне ей ничего не грозило, пока она держала змею за загривок, у самой головы, но змея норовила вырваться. В тот момент, когда змея изловчилась и посмотрела на Тик, девочка проснулась в ужасе. Сон, полагает Тик, кое-чему ее научил: то, что способно навредить тебе, для начала хорошенько тебя рассмотрит.

– Ты меня слушаешь? – осведомляется Кэндис.

– Кто такой Крейг? – спрашивает Тик, смутно догадываясь, что должна бы знать, о ком речь; Кэндис наверняка рассказывала об этом парне, и не единожды. Выручает лишь то, что Кэндис всегда не прочь повторить ту или иную историю о своих бойфрендах.

– Этого парня я бросила ради Бобби, – поясняет она, предпочитая разговаривать, а не корпеть над наброском, чтобы затем перенести его на большой лист бумаги и раскрасить. Кэндис, похоже, совершенно не волнует, что она сильно отстает с выполнением задания. Самое интересное, миссис Роудриг это, похоже, тоже не волнует. Всю неделю Тик ждала, когда же учительница подойдет к Синему столу, увидит, что Кэндис практически ничего не сделала, и сурово отчитает ее, но до сих пор миссис Роудриг ни разу не подошла к ним, словно заранее прикинула: Синий стол сулит проблемы, поэтому лучше его не замечать.

Многие учителя, по опыту знает Тик, не испытывают большого желания сталкиваться с проблемами. К примеру, их никогда нет поблизости, когда кто-нибудь продает или покупает наркотики. Тайна пропавшего канцелярского ножа – причем о краже в тот же день объявили по школьному радио во время классного часа – была бы раскрыта в один миг, если бы миссис Роудриг обратила наконец внимание на Синий стол, за которым Кэндис в открытую вырезала пресловутым лезвием имя Бобби. Неужто миссис Роудриг, размышляет Тик, боится этого ножа не меньше самой Тик? Страх, часто иррациональный и как бы парализующий, – эту разновидность испуга, хочется думать Тик, она со временем перерастет. Взрослые по большей части вроде бы не переживают ничего подобного. Даже дядя Дэвид, которому в результате автокатастрофы едва не отрезали руку по локоть, с видимой беззаботностью садится за руль. Нет, взрослые в основном похожи на ее отца, чей страх, если он его вообще испытывает, трансформируется в грусть. Правда, с матерью дела обстоят иначе. Порой Тик замечает панический блеск в глазах Жанин, когда та думает, что на нее никто не смотрит, но потом мать натужно сглатывает и усилием воли подавляет нахлынувший ужас. Тик бы с радостью научилась этому трюку, потому что страх – ее почти постоянный спутник.

– Так дожидаться мне моего бойфренда, – допытывается Кэндис, – или вернуться к Крейгу на недельку-другую?

Бобби, про которого Кэндис не может решить, дожидаться его или нет, сидит за решеткой. Его арестовали в школе в Фэрхейвене, и, по словам Кэндис, “ни за что”. На чем основано это утверждение, Тик не совсем понятно. Кэндис, кажется, искренне верит, что копы пришли за ним, потому что он взял у своей матери доллар, а вернул только семьдесят пять центов. Предполагается, что его скоро освободят, как раз к каникулам. Тик не знает, всегда ли Кэндис говорит ей правду. Например, она не уверена, действительно ли парень в тюрьме. И существует ли он в принципе. Или другой парень, Крэйг, правда ли, что он пообещал Кэндис “Антологию Битлз”? Непонятности такого сорта мешают всерьез что-либо обсуждать.

Если верить Кэндис, у нее невероятно драматичная личная жизнь, и прекрасно, по мнению Тик, но только бы ее подружке, когда она исчерпает тему собственных увлечений, не захотелось порасспрашивать Тик о ее личной жизни, в которой драма отсутствует напрочь. Да и сама личная жизнь отсутствует напрочь. На Мартас-Винъярде Тик познакомилась со скромным мальчиком из Индианы, он навещал друзей вместе с матерью, коротавшей таким образом время в ожидании оформления развода с отцом мальчика; если бы Тик украла канцелярский нож и принялась вырезать мужское имя на спинке стула, она вырезала бы “Донни”. Когда он рассказывал о своем отце, переезжавшем в Калифорнию, глаза его наполнились слезами. Отец переезжал как раз на той неделе, и Донни отправили на Винъярд, по секрету сообщил он Тик, чтобы он не видел, как его папа покидает их дом. Донни сказал также, что предпочел бы жить с ним, и неважно, что в разводе виноват именно отец, влюбившийся в другую женщину.

Тик сказала, что с ней произошло примерно то же самое: когда родители разъехались, никто не спросил ее, с кем она хочет остаться. Конечно, в ее случае никто в Калифорнию не засобирался, и, хотя официально Тик живет с матерью, с отцом она проводит не меньше времени. Донни долго не мог поверить, что отец и мать Тик по-прежнему живут в трех кварталах друг от друга; его отец выбрал Сан-Диего в качестве нового местожительства, потому что более удаленной точки от Индианаполиса в пределах материковых Штатов не сыскать. Наверное, ее родителям, пояснила Тик, просто не хватает денег, чтобы удалиться друг от друга на столь большое расстояние.

Этот разговор по душам происходил на пляже в последний их вечер вместе, и Донни держал Тик за руку, пока они смотрели, как оранжевое солнце тонет в океане. Они даже не отважились поцеловаться, и следующим утром, прощаясь в присутствии отца Тик и матери Донни и не зная, как себя вести в таком окружении, они лишь пожали друг другу руки, их пальцы были ледяными от огорчения.

В любом случае эта история не для Кэндис, даже если бы Тик захотелось пооткровенничать. Но ей кажется, что встреча с Донни – и, в частности, тот факт, что она постоянно вспоминает, как хорошо было сидеть на теплом песке в сгущавшихся сумерках и просто держаться за руки с мальчиком, который ей нравился, – еще одно доказательство заторможенного развития ее эмоций и чувств. Понятно, сейчас она жалеет, что они не набрались храбрости и не поцеловались, но тогда им обоим было хорошо, а больше ничего и не требовалось. От взаимопонимания, возникшего между ними, хотя и на почве общей беды, поначалу дух захватывало, потом они потихоньку свыклись с этим, но Тик сомневалась, что новая подружка поймет ее переживания. Кэндис уже не раз намекала, что с Бобби они “поигрались, но не всерьез”. Тик более-менее представляет, что значит “поиграться”, и, если она права, отношения, чей пик пришелся на “подержаться за руки”, Кэндис не впечатлят.