Запрет на тебя - Елена Тодорова

– Данька, привет, – щеку мгновение теплая ладонь греет.

– Привет, мам Таня, – едва ли не первая, кому улыбаюсь искренне.

Она-то обо мне точно плохо думать не способна. Даже Маринку с засосами, не моргнув, приняла. Так, стоп… Только не Маринка, блядь. Нельзя думать о ней.

– Дань, не сбегай слишком быстро, – наказывает мама Таня. – Программа хорошая в этот раз. Даже вам, молодежи, зайдет.

– Конечно, – тихо выдыхаю я. И обещаю серьезно: – Не сбегу.

До сих пор удивляет, что кто-то бескорыстно может нуждаться в моем присутствии.

– Супер, – расцветает мама Таня. – Я на вас рассчитываю.

Батя Чаруш тоже улыбается и подмигивает.

– Ну все. Не подведи, пацан.

Ха-ха… Меня на этой фразе прям скручивает. Мелькают перед глазами все те непотребства, что творил с его дочерью. Умей Артем Владимирович читать мысли, точно бы вырвал мне яйца.

Прочищая горло, сдержанно киваю.

Едва уважаемые старшие пропадают в толпе, оглядываюсь.

– А Жора в здании? Где этот ебаный «прокурор»? – ищу глазами.

– Нет его, – остужает меня Чара. – Какие-то дела резко нарисовались. Звонил, извинялся за час до начала.

– Ясно… – тяну слегка убито.

Как правило, кроме Жоры и словом толком не с кем перекинуться. Все, сука, по парам. Вон Бойка с Варей маячат у столов, Филя с Лией танцпол рвут… Че, блин, за каламбур?

– Слушай, будь другом, – выдает Тёма, и я цепенею. Понимаю ведь, что последует дальше. – Найди кобру, пока не слинял. Проверь, не чудит ли. А то… Знаешь ее, короче. Старших вижу, а эта уже минут пятнадцать на глаза не попадалась.

– Сам никак? – хмурюсь я.

– Лизе нужно на воздух.

Раздраженно закатываю глаза. Хочется еще и матом загнуть. Только не поможет ведь.

– Лады, – толкаю сухо.

И тут же пускаюсь в обход по залу.

Просто найду ее и приволоку к семье. Максимум по заднице отхожу, если и правда что-то учудить успела.

«Ты же придешь на папин юбилей? Там про пятый пункт и узнаешь…»

Меня это не интересует. Вообще похрен, что она там придумала дальше. Надо притормозить. Не здесь же срываться. Не здесь.

Держу в голове все правильно, но стоит увидеть Маринку, едва пополам не складываюсь, такой острой волной голода перебивает.

Она будто чувствует. Оборачивается.

Сталкиваемся взглядами. Сцепляемся.

И все, мать вашу. Исчезают публика и здоровая чинность мероприятия. Вырастают джунгли, а все люди превращаются в туповатых обитателей оной.

Я на охоте. За своей самкой.

Она удирает.

Сглатываю. Вдыхаю. И пускаюсь по следу.

Двери. Фойе. Лестница. Первый пролет, второй, третий… Наверх. Еще выше. Четвертый пролет, пятый, шестой… Исчезающий между дверей лоскут черной блестящей ткани. Притормаживаю, чтобы перевести дыхание и тормознуть скачки давления. Секунда, две, три… Похрен. Влетаю на этаж. И замираю в слепящем обилии зеркал.

Новый натужный вдох. Взгляд, словно магнит на металл, к Маринке летит. Стоит, сучка, селфится.

Щелк, щелк, щелк…

Шагаю вперед, пока не оказываюсь у нее за спиной. Прижимаясь, веду ладонью по выставленной в сторону ножке, в разрез под черную шелестящую ткань, по краю белья… Просто проверяю, есть ли оно, потому что визуально кажется, ничего под этой блестящей тряпкой нет. Лифчик так точно отсутствует – в вырезе, ниже скрещенных наискосок лямок, вижу не только ее сдавленные охуенные сиськи, но и верх подрагивающего живота.

Щелк, щелк, щелк… Взгляд на лицо. Глаза в глаза. И замираем.

Хотел бы не реагировать. Но не получается. Разрядами тока лютая дрожь по коже несется. Выбивая из Маринки стон, крепче сзади вжимаюсь и глубже под платье ныряю.

– Даня… Даня… – выдыхает явно взволнованно. Руку мою остановить не пытается, только губы закусывает. Откидывается назад, переводит дыхание и, как обычно, разыгрывает сражение. – Хм… Даня… Ты так близко, что у меня парктроник[5] орет.

– Не слышу, Динь-Динь, – шепчу и кусаю ее за шею.

Пальцами уже под белье прорываюсь. Во влагу ее скольжу. Хрипло выдыхаю резкие избытки своей похоти.

– Столкнемся, Дань... Случится огромный трах-тарарах…

– Я только «за»… За твой трах…

– Хм… Хм… М-м-м… У-м-м-р-р… – издает ряд потрясающих в ее исполнении звуков, когда тумблерок ее нахожу. – Зачем ты за мной пошел?

Если бы не крыло так сильно, клянусь, что заржал бы. Эти ее наивные финты, когда она пытается вывернуть все так, будто не провоцировала целенаправленно, забавляют, конечно.

– Очевидно же, ведьма ты… Ведьма ты моя… – присасываюсь к ее шее, не могу удержаться. – Я здесь за твоим пятым пунктом. Что там? Бомби.

– Там… Там удовольствие, Данечка… – мурлычет загадочно.

– Отлично. Я – дилер твоего удовольствия.

– По граммам в меня?

– Килограммами, Марин, – поднимаю планку. И тотчас понимаю, что просчитался. – Не-е-ет, – сбиваю. И поднимаю еще выше: – Тоннами, Чаруша.

– Кай-й-й-ф.

Его пальцы, выражая полнейшее безумие, жестко сминают мою размокшую от желания плоть. Эрегированный член таранит сзади. Мощно, резко и часто толкается между моих ягодиц. Дергаюсь, дрожу и издаю непонятные звуки. Одежда ни черта не защищает. Даня будто реально меня трахает. Едва не улетаю от этого урагана. И дело даже не в физическом взаимодействии. Его неукротимая похоть, его звериная жажда, его агрессивное доминирование – вот это все сносит.

Чудом удается сохранить ясность мысли и следовать намеченному плану.

– Но не здесь, Дань… Не здесь… – с трудом вырываюсь из плена его объятий и отшагиваю в сторону. – Не здесь… – задыхаюсь, когда он выкатывает язык и абсолютно бесстыдно и запредельно сексуально слизывает со своих пальцев соки моего возбуждения. – Черт… Даня…

Он просто подмигивает и прячет руки в карманы брюк.

– Продолжай, – подгоняет, всматриваясь в мое лицо.

– Итак, – сиплю я взволнованно. – Пятый пункт – удовольствие. «Пять а»: романтика и нежность. Ты говорил, что у тебя есть место для нас… Квартира, да? Укради меня, Шатохин. Без этого сегодня не дамся!