Старая ратуша - Роберт Ротенберг

— Детектив, прошу вас, уберите это.

Однако Грин начал медленно застегивать «молнию». Единственным звуком в вестибюле было характерное металлическое пощелкивание.

— Стойте! — воскликнул Рашид, когда «молния» уже почти закрылась.

Прежде чем остановиться, Грин продвинул ее еще на один зубчик и только потом посмотрел Рашиду в глаза.

— Поверьте, — произнес Грин, — я бы очень хотел запрятать эти материалы куда-нибудь, где их никто никогда не найдет.

Дэниелу Кенникоту нравилось подниматься по широким гранитным ступеням готического строения, которое много лет назад превратилось из муниципалитета Торонто в здание главного городского суда, известного теперь как старая городская ратуша и ласково именуемого просто ратушей всеми, кому оно не было чуждо, — полицейскими, преступниками, государственными обвинителями, адвокатами, репортерами, судьями, переводчиками, клерками и журналистами. Это было единственное здание в центре города, построенное словно на пьедестале, отчего оно возвышалось над окрестностями подобно облаченному в мантию судье.

Ратуша занимала почти целый городской квартал. Массивную каменную постройку, асимметричную по форме, с многочисленными закругленными карнизами, круглыми колоннами, мраморными стенами, улыбчивыми херувимами, нависающими горгульями, венчала высокая башня с часами слева от главного входа, похожая на гигантскую неправильно установленную свечу по случаю дня рождения. Над центральным арочным входом, спрятанные среди причудливо извивающихся узоров, лент и бантов слова «здание муниципалитета», напоминали о ее изначальном предназначении.

У входа возвышался памятник горожанам, погибшим в Первую мировую войну. Названия мест во Франции и Бельгии, где происходили крупные сражения — Ипр, Сомма, Вими, Зеебрюгге, Пашендейль, Амьен, Аррас, Камбре, — были выбиты на нем с четырех сторон.

Нервозного вида адвокаты с клиентами, докуривая сигареты, толпились на ступенях здания. В воздухе висело облако табачного дыма. Пройдя мимо них, Кенникот открыл массивную дубовую дверь. Внутри для проверки службой безопасности выстроилась длинная беспорядочная очередь. Тут собрались все виды неблагонадежных личностей: и дерганые наркоманы, и прожженные проститутки, и щеголеватые молодые люди в драгоценностях, кроссовках и стильных мешковатых джинсах. Был даже мужчина в деловом костюме, который испуганно озирался по сторонам, неожиданно оказавшись среди такого скопища представителей «третьего мира» в самом центре Торонто.

Подняв высоко над головой свой жетон и выкрикивая: «Полиция, прошу прощения, полиция», — Кенникот стал протискиваться в начало очереди. Когда он наконец добрался до поста службы безопасности, дежурный полисмен попросил дать жетон ему в руки.

— Извини, приятель, — сказал молодой человек. — Новые инструкции. Проверяем даже своих.

— Понятно, — ответил Кенникот, проходя в просторную открытую ротонду.

На большом, высотой в два этажа, витражном окне была мастерски изображена картина создания города: там нашлось место и коленопреклоненным во время жертвоприношения индейцам, и кующим железо мускулистым рабочим, и строгим бизнесменам-банкирам. Перед окном располагалась большая площадка с двумя широкими лестницами, ведущими к располагающимся на втором этаже залам судебных заседаний. Две полутораметровые гротескные статуи грифонов из кованого железа украшали основание лестницы словно декорации, оставшиеся после съемок фильма о Гарри Поттере.

Нижний этаж с высокими коринфскими колоннами и мозаичным полом напоминал турецкий базар. В эти утренние часы перед началом судебных заседаний здесь ощущалось особое напряжение, ведь скоро праздник. Семьи, страждущие вызволить близких под залог, адвокаты, стремящиеся договориться о сделке и поскорее смотаться из зала суда, полисмены, потягивающие кофе из пенополистироловых стаканчиков и не торопящиеся поставить штамп в своей карте-наряде, чтобы получить оплату за сверхурочное время, и государственные обвинители, снующие по залам судебных заседаний с пухлыми папками дел в руках… все они создавали атмосферу нетерпения и тревоги, столь характерную для подобных учреждений.

Кенникот пошел по западному коридору вдоль колонн, обрамленных сверху лепниной в виде пухленьких ликов. Архитектор Эдвард Джеймс Леннокс, руководивший строительством ратуши в конце девятнадцатого века, облепил ее этими странными нереальными мордашками как снаружи, так и внутри. Перед завершением строительства Леннокс вступил в конфликт с членами городского управления и был уволен. На прощание он велел главному скульптору сделать карикатуры на всех своих противников. Кенникот любил разглядывать эти толстые физиономии: одни — с отвисшими усами, другие — в кругленьких очечках или жующие сигары. Это обнаружилось лишь много лет спустя, когда уже было поздно что-то менять. Единственным изображенным без издевки оказался сам Леннокс. Он также позаботился и о том, чтобы его имя высекли на каменных консольных выступах стены под свесами крыши. Кенникот не переставал восхищаться человеком, который умудрился увековечить себя таким тонким и оригинальным способом.

— Я бы хотел видеть обвинителя по делам об освобождении под залог, которые будут рассматриваться в сто первом зале заседаний, — сказал он, входя в офис в конце западного коридора и показывая свой жетон сидящей за тонким защитным стеклом секретарше.

— Проходите, — даже не взглянув на него, отозвалась женщина.

Кенникот прошел по узенькому коридору между огороженными помещениями к крохотному офису, к углу которого была приклеена бумажка с написанным от руки номером 101. Блондинка с роскошной гривой забранных наверх волос просматривала стопку бежевых папок, накручивая непослушную прядь на дорогого вида металлическую ручку.

— Извините… — обратился к ней Кенникот.

— Слушаю вас, — ответила она, не поднимая головы.

— Я пришел по делу Брэйса.

У женщины в волосах была необычная заколка из темного дерева.

— Брэйс. «Капитан Канада» и молодая красавица жена, убитая ножом в ванне, — произнесла она, по-прежнему не глядя на него. — В зале будет не продохнуть. День под девизом «Наплачь мне реку».[15]Все хотят на свободу до праздников. Всего семь предрождественских дней, чтобы пошерстить магазины.

Кенникот рассмеялся на ее шутку.

Продолжая накручивать прядь волос на ручку, блондинка взглянула на него очаровательными карими глазами. Кенникот тут же вспомнил, как увидел эти волосы и эту заколку во время учебы на юридическом. А эти глаза! Девушка присмотрелась к нему, и выражение ее глаз потеплело.

— Дэниел! — воскликнула она.

Между двумя передними зубами у нее была небольшая щербинка, и она провела по ней языком.

В то время она носила эту заколку каждый день. Как-то вечером, задержавшись допоздна в библиотеке, он случайно увидел ее в глубоком кожаном кресле, обложенную со всех сторон книгами. Она держала заколку зубами, а ее волосы были распущены.