Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

рыбак продолжил, — день такой холодный, а им даже не позволили взять теплую одежду и одеяла... Хозяйка острова сказала…

— Что она сказала? — мрачно спросил Чу Ваньнин, тоже поднимаясь на ноги.

— Она сказала, что люди из Линьи должны заплатить за еду и воду острова Фэйхуа… А если у них нет денег, то их... схватят и сделают рабами на острове... Если хотят остаться, то должны подчиняться...

Он еще не договорил, а Чу Ваньнин уже пришел в ярость и помчался к деревне. Белый как луна плащ развевался на ветру.

Автору есть, что сказать:

Сегодня болтала с одним моим дружком[173.4] и он предложил давать представлениям моего маленького театра более развернутые и радужные названия:

«Императора дома ждет маленькая сварливая жена»

«Властная жена Мирового Тирана»

«Отвергнутая молодая красавица-жена: Учитель, куда бежать?!»

После изучения этого вопроса, мне стало казаться, что весь мир затянуло радужными облаками Мэри Сью 23333333 (му-ха-ха-хи-хи-ха-ха).

Тогда я также решила внести маленький вклад и попробовать поиграть с названиями в стиле «知音: Закадычного друга[173.5]»~

«После замужества я узнала, что мой муж любит мужчину: тайна кровавых слез Императрицы Сун».

«Неправильно выбрав истинную любовь, даже возродившись, останешься один».

«Ослепленный любовью безумец, почему ты ловишь в воде отражение упавших цветов?».

«О, праведный даос, откуда знать тебе, что у братца, что так любезно помыл тебя, сердце черного волка!».

Глава 174. Парчовый мешочек[174.1] Учителя

Хотя на острове Фэйхуа царила нищета, Хозяйка этой бесплодной земли умела зарабатывать и жила в роскоши.

На ней было атласное платье с вышитым золотой нитью орнаментом из летучих мышей и плотная накидка из снежного шелка Куньлуньского Дворца Тасюэ. Тронутые сединой густые волосы были собраны в высокую прическу, украшенную шпилькой с цветами, вырезанными из изумрудов. Брови были густо подведены черной тушью, на щеках лежал толстый слой пудры, жирно блестели накрашенные малиновой помадой губы, шею обвивало жемчужное ожерелье, а уши оттягивали тяжелые золотые серьги с рубинами, каждый из которых был размером с голубиное яйцо. Этой женщине было явно за пятьдесят, ее старое тело отличалось излишней тучностью, а лицо сплошь покрывали морщины. Вероятно, она думала, что дорогие вещи сделают ее краше, но, на самом деле, со всеми этими навешанными на нее побрякушками она выглядела как ярко разрисованная старая черепаха.

Старая черепаха владела половиной земель острова Фэйхуа, и в ее присутствии деревенский староста не смел даже рта открыть.

И вот, когда взошло солнце, разряженная в зелень листьев и цветы сафлора старая черепаха выползла на площадь и уселась перед беженцами из Линьи в заранее подготовленное для нее широкое кресло из красного палисандра.

— Зачем ты их принял? — она подняла тяжелые жирные веки и посмотрела на деревенского старосту. — Они не заплатили ни монеты, так почему ты пустил их на порог? Сколько они успели съесть?

— Совсем немного…. Только то, что осталось от ужина. Да почти ничего и не съели, — пробормотал староста.

Старая черепаха хмыкнула:

— За это им придется заплатить. Разве этот рис и пшеница не были выращены на земле третьей госпожи Сунь? Год выдался неурожайным, поэтому, чтобы помочь жителям деревни, я даже открыла свой амбар и выдала каждой семье на острове горшок масла и пять килограмм ячменной муки. Ваше дело, на что тратить вашу еду, но вы раздаете беженцам из Линьи еду третьей госпожи, а это весьма прискорбно, не так ли?

— Третья госпожа права, конечно, — староста расплылся в заискивающей улыбке. — Но вы же видите, большинство из них дети и старики, а на улице сегодня так холодно. У вас ведь сердце святой, может, просто забудем об этом?

Старая черепаха вытаращилась своими заплывшими жиром глазами:

— Как я могу забыть о таком? Денежки счет любят.

Деревенский староста не нашелся с ответом.

— Сколько еды им дала каждая семья? — спросила она. — Я ведь просила тебя все подсчитать, ты не забыл?

Старосте не осталось ничего другого, кроме как кивнуть:

— Не забыл и все подготовил.

Он поспешно передал записи. Когда эта старая черепаха, третья госпожа Сунь, подняла руку, чтобы взять лист, все смогли увидеть девять браслетов из золота, серебра, нефрита и драгоценных камней, закрывавших почти половину ее предплечья.

— Так, — она лениво просмотрела список, положила его в коробку с учетными книгами, потом что-то прикинула на пальцах и, наконец, сказала, — эти люди жрут как свиньи. Только прибыли и уже успели схарчить двадцать шесть наших паровых булочек, а ведь они довольно большие, так что девяносто серебряных за все — не слишком большая цена. Кроме того, выпили полбака пресной воды, которую я привезла из Линьи, где мне ее продали за три золотых. Учитывая дорожные расходы, выходит не меньше четырех золотых за бак, а за половину — два золотых. Итого, два золотых и девяносто серебряных. Кстати, сестрица Чжан?

Женщина с добрым лицом вздрогнула и поспешно подняла голову:

— Да, третья госпожа.

Третья госпожа Сунь с самодовольной улыбкой заявила:

— Твои булочки на пару самые лучшие, потому что ты добавляешь в них свиной жир, а за него они тоже должны заплатить.

— Но ведь… на десять булочек уходит всего горошинка сала. Как же такое посчитать?

— А что тут трудного? На десять булочек — кусочек сала размером с горошину, включая приготовление, взять медяк за все вполне приемлемо. Всего два золотых, девяносто серебряных и один медяк, — подытожила третья госпожа Сунь. — Кроме того, они спали в ваших домах. Дома не мои, но земля под ними принадлежит мне, и они проспали там полночи. Половина ночи будет стоить семьдесят медяков с человека.

Она повернула голову к мявшемуся рядом старосте и спросила:

— Сколько их?

— Отвечаю третьей госпоже, сорок девять.

— Погоди, разве раньше ты не говорил пятьдесят один? Где еще двое?

Прежде чем эхо последних слов затихло, внезапно раздался мрачный голос:

— Здесь.

Хотя Чу Ваньнин в этот раз вместо белого был одет в праздничное одеяние цвета серебристой поздней луны, он все еще выглядел как спустившийся на землю небожитель, от которого за версту веяло высокомерием. Надменный взгляд холодных глаз резанул жадную старуху как лезвие остро заточенного ножа.

Но, несмотря на то, что госпожа Сунь