Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

была обычным человеком, она не смутилась и не испугалась, даже увидев перед собой совершенствующегося..

Эта женщина занималась торговлей большую часть своей жизни, у нее в крови было торговаться[174.2] и считать каждый медяк, но все же нельзя было сказать, что в жизни она совершила что-то преступное или достойное всеобщего осуждения.

Поэтому она, неспешно оглядев его, заявила:

— Оказывается, у нас тут еще и бессмертный господин! Тогда понятно, почему тебе не нужен сон. Ты ведь спас этих людей? Отлично, вовремя нарисовался! Поскорее заплати мне за них.

— Третья госпожа, эти двое бессмертных не из ордена Жуфэн, они с Пика Сышэн, не стоит вам... — прошептал староста.

— Неважно, из какого они ордена. Меня интересуют деньги, а не люди.

Чу Ваньнин посмотрел на сбившихся в кучу, дрожащих от холода беженцев и, подняв руку, создал вокруг них золотисто-алые согревающие чары, после чего повернулся к старой торгашке:

— Сколько ты хочешь?

— Два золотых, девяносто три серебряных и четыреста тридцать медяков.

Хотя третья госпожа Сунь была омерзительна, сейчас им некуда было идти. Чу Ваньнин понимал, что если ее обидеть, эта мелочная женщина отыграется на людях, которых они привезли, поэтому, сцепив зубы, он вытащил из мешка цянькунь кошель и бросил ей.

— Здесь около восьмидесяти золотых, — почти все его деньги остались у Сюэ Чжэнъюна, и сейчас он на самом деле был стеснен в средствах. — Мы проживем тут около семи дней. Посмотрите, достаточно ли этого.

— Недостаточно, — третья госпожа не собиралась снисходить до собственноручного пересчета денег, а просто бросила кошелек своим подчиненным, чтобы они все пересчитали. — Восьмидесяти золотых в лучшем случае хватит, чтобы вы все прожили тут три дня и это не считая еды.

— Ты!...

— Если бессмертный господин не верит, я могу сделать детальный расчет. Торговцы знают цену деньгам, так что я сумею обосновать каждую монету.

Тем временем подоспел Мо Жань, но и у него при себе почти ничего не было. Того, что они насобирали вдвоем с Чу Ваньнином едва хватило, чтобы оплатить еду и кров для пятидесяти человек на четыре дня.

Получив деньги, третья госпожа Сунь несколько смягчилась. Ее ярко накрашенные губы растянулись в довольной улыбке:

— Можете остаться на четыре дня. Но если после не будет денег, мне все равно, погаснет пожар или нет, вам придется немедленно покинуть остров.

Чтобы сэкономить, Чу Ваньнин не стал ужинать. Пытаясь связаться с Сюэ Чжэнъюном, он отправил через море передающий звук цветок крабовой яблони, после чего вернулся в свою временную хижину.

Это пристанище было еще более обветшалым чем то, в котором они жили в деревне Юйлян, когда помогали с уборкой урожая. На острове оказалось не так много домов, где можно было остановиться, и всем пришлось потесниться, но Чу Ваньнин не привык жить в одном помещении с незнакомцами, поэтому предпочел разделить жилье с Мо Жанем.

В обшарпанной комнате горел свет, но Мо Жаня там не было, и Чу Ваньнин не знал, куда тот мог пойти.

Он снял верхнюю одежду. Несмотря на дорогую ткань и модный крой, сейчас она выглядела не лучше, чем те белые одежды, которые он носил раньше: вся в саже, подпалинах и пятнах крови. Чу Ваньнин наполнил деревянное ведро горячей водой с печи, чтобы заняться стиркой, как вдруг дверь открылась.

Он поднял глаза и, прищурившись, взглянул на вошедшего:

— Куда ты ходил? Вернулся так поздно.

Мо Жань вошел в комнату, держа в руках закрытую плетеную бамбуковую корзинку. К ночи ветер усилился и стало очень холодно, поэтому всю дорогу он прижимал корзинку к груди. Посмотрев на него своими красивыми глазами, он вздернул покрасневший от холода нос и с улыбкой сказал:

— Ходил побираться[174.3] в дом третьей госпожи.

— Побираться? — ошеломленно переспросил Чу Ваньнин.

— Шучу, — ответил Мо Жань. — Но немного еды я принес.

— Что за еда?

— Булочки на пару, — немного смущенно ответил Мо Жань. — Еще немного ухи и свинины тушеной в соевом соусе, но, к сожалению, без десерта. Третья госпожа Сунь держит всю деревню в кулаке, местные ее боятся, так что никто не осмелился дать мне хоть что-нибудь. Пришлось пойти прямо к ней, чтобы обменять мой серебряный кинжал на еду.

Чу Ваньнин нахмурился:

— У этой женщины черная душа. Помню, в этот серебряный кинжал был вставлен духовный камень. Зачем ты поменял его на подобную ерунду?

— Зато я сторговался на пятьдесят два таких ужина для всех. Можете посмотреть на общей кухне, — улыбнулся Мо Жань. — Так что учителю не нужно беспокоиться за других. Будьте паинькой[174.4] и съешьте все.

Чу Ваньнин и вправду проголодался, так что послушно сел за стол, выпил пару глотков рыбного бульона, затем принялся за паровую булочку, а также съел небольшой кусок тушеной свинины. Скупая третья госпожа выделила им совсем мало мяса, и почти все оно было очень жирным и жилистым. Чу Ваньнин не любил такое, но если окунуть булочку в рыбный бульон, вкус получался весьма неплохой, поэтому он съел одну и сразу принялся за вторую.

Мо Жань заметил дымящееся ведро с водой и спросил:

— Учитель собирался стирать одежду?

— Да.

— Это ведь верхняя одежда, так что позвольте мне постирать ее для вас?

— Не нужно, я сам.

— Все в порядке, я ведь тоже собирался стирать, заодно и ваше простирну, — ответил Мо Жань. С этими словами он подошел к кровати, забрал вещи, которые снял до этого, взял бадью с водой и вышел.

Во дворе ярко светила луна. Мо Жань запрокинул голову, чтобы полюбоваться ее сиянием. Он тревожился за Сюэ Мэна и дядю, а также о том, куда теперь отправились Е Ванси и Наньгун Сы. Огонь по ту сторону моря так и не погас, на горизонте словно разлилось кровавое море, а в небо днем и ночью поднимались столбы пламени и дыма.

Сун Цютун и... тот человек.

Человек, которого он так ненавидел в прошлой жизни, что из-за него уничтожил весь орден Жуфэн.

Вероятно, что все они погребены в море огня.

Мо Жань вздохнул и больше не думал об этом. Он поставил деревянную бадью на землю, добавил в нее холодной воды, закатал рукава и принялся за стирку.

Чу Ваньнин