Вторая мировая война - Энтони Бивор

Посольства Сальвадора и Никарагуа выдали несколько сот свидетельств о гражданстве, но самую необычную мистификацию совершило посольство Испании. Испанский поверенный в делах Анхель Санс-Брис знал, что режим Салаши очень хочет признания своего режима испанским правительством. Он поддерживал такую иллюзию, выступая в то же время против «Скрещенных стрел» даже более резко, чем шведское посольство. Санс-Брис был вынужден покинуть Будапешт, но передал дела новому «поверенному в делах» – Джорджо Перласке, который на самом деле был итальянским антифашистом. Перласка собрал 5 тыс. евреев в домах, находящихся под защитой Испании, тогда как правительство Франко в Мадриде понятия не имело о том, что делается от его имени. Но к еще более рискованному мошенничеству прибег Микша Домонкош, член Еврейского совета, который подделал пропуска от имени начальника будапештской жандармерии. Все эти попытки спасти жизнь людям становились все более и более отчаянными, по мере того как советские войска подходили к городу, а боевики «Скрещенных стрел» зверели от этого все сильнее.

18 октября, когда американская Первая армия уже почти взяла Аахен, Эйзенхауэр провел в Брюсселе, в штабе 21-й группы армий, совещание по обсуждению вариантов стратегических действий. Выбор места был намеренным, так как Монтгомери разозлил американских коллег, не явившись на предыдущее совещание, проходившее в штабе Верховного командования союзников в Версале 22 сентября. Вместо себя он тогда прислал генерал-лейтенанта Фредди де Гинганда, своего любимого начальника штаба и «гениального миротворца», как назвал его Брэдли. А в этот раз Монти не мог не явиться.

Одним из вариантов было пересидеть зиму, ожидая, пока из США прибудут дополнительные дивизии и будет создан большой резерв боеприпасов и всех других необходимых ресурсов. Поставляться они должны будут через Антверпен, когда туда смогут заходить транспорты. Второй вариант – начать крупное наступление в ноябре, используя наличные ресурсы. Пассивность на Западе была немыслимой хотя бы из-за того, что Сталин будет говорить о нежелании союзников сражаться. Новые аргументы Монтгомери в пользу рывка на север Рура были снова отвергнуты. Эйзенхауэр при полной поддержке Брэдли хотел нанести двойной удар: силами Первой и Девятой армий на севере и Третьей армии Паттона в Саарской области. Монтгомери приказали начать наступление южнее Неймегена, между Рейном и Маасом. Сосредоточение сил севернее и южнее Арденн оставит слабо защищенную часть в середине. Чтобы прикрыть этот участок фронта, Брэдли ввел VIII корпус генерал-майора Троя Мидлтона, который освобождался в Бретани.

Сам Аахен не был окончательно взят до конца третьей недели октября. 13 октября очередной налет бомбардировщиков Харриса нанес поистине смертельный удар Кельну. Полное разрушение железной дороги означало, что не будет поездов для эвакуации тех, кто остался в развалинах. А затем город стал свидетелем единственного за всю историю фашистского режима примера вооруженного сопротивления мирных жителей нацистам, когда коммунисты и иностранные рабочие разоружили полицейских. Воюя партизанскими методами в городе, они нападали на полицейских и даже убили начальника местного гестапо, пока жесткие ответные действия не подавили сопротивление полностью.

Бомбардировки Германии союзниками усилились. Для Королевских ВВС и авиации США люфтваффе больше не представляли особой угрозы, хотя генерала Спаатса и беспокоило возможное появление в воздухе новейших немецких реактивных истребителей «Мессершмитт» Ме-262, что могло полностью изменить баланс сил. Приблизительно 60 % всех бомб, сброшенных на Германию, пришлись на последние девять месяцев войны. Альберт Шпеер, министр вооружений, признавал, что «ущерб инфраструктуре германской экономики стал непоправимым только осенью 1944 г. Это было следствием систематического разрушения коммуникаций непрестанными бомбардировками, начатыми англо-американцами в октябре». Несмотря на скептицизм Харриса, «нефтяной план» Спаатса, направленный на разрушение нефтеперерабатывающих заводов, также повлиял на боеспособность немецкой армии, особенно люфтваффе. Поддерживалось более или менее только производство оружия, в основном благодаря энергии и таланту Шпеера.

В действительности решимость Харриса продолжать бомбить Рур по площадям принесла такой успех в уничтожении нефтехимических заводов, что к ноябрю ни одного из них не осталось. Разница между стратегией Королевских ВВС и Восьмой воздушной армии США была, скорее, в том, как их рекламировали, а не в результатах. В то время как американцы представляли свои операции «точными бомбардировками», действительность была совсем иной. «Грузовые станции», определенные в качестве целей, были на самом деле эвфемизмом, используемым для сокрытия того, что целью был весь прилегающий город. Преимущественно из-за плохой видимости в зимнее время более 70 процентов бомб Восьмой воздушной армии падало где придется – как и у англичан. Харрис просто не скрывал того, что бомбит города, и презирал всех, кто брюзжал по этому поводу. В чем он совершенно ошибался, так это в своих упрямых утверждениях, что войне можно положить конец одними бомбардировками.

После черных дней 1942 г. Англия так много вложила в бомбардировщики – финансов, ресурсов и человеческих жизней, чтобы создать эту дубинку, – что теперь эту машину невозможно было остановить. Она продолжала работать, хотя уже многие налеты в конце войны не имели военного смысла, не говоря уже о моральном оправдании. Для одержимого Харриса было вопросом чести не оставить до конца в целости ни одного города Германии любого размера. 27 ноября на самом краю Шварцвальда разбомбили красивейший город Фрайбург. Во время бомбардировки погибло более 3 тыс. человек и был полностью разрушен центр средневекового города. Это был крупный транспортный узел в тылу противника и, таким образом, законная цель в соответствии с директивой «Пойнтблэнк», но сократило ли это войну хоть на день, хоть на час, хоть на минуту – вряд ли можно быть уверенным.

Как и массированное применение артиллерии, бомбардировки выявили удивительный парадокс демократии. Из-за сильного давления внутри своих стран – прессы и общественного мнения – командующие союзными войсками должны были сводить к минимум свои потери. Поэтому они прибегали к максимальному использованию фугасов, которые неизбежно приводили к большему числу жертв среди мирного населения. Многие немцы взывали к небесам об отмщении. Фау-1 не поставили Англию на колени, не похоже было, что и Фау-2 изменят ход войны, и тогда распространились слухи о Фау-3. «Молитвы за нашего фюрера и народ – тоже оружие, – писала одна женщина. – Всевышний не оставит фюрера».

8 ноября генерал Паттон, отказавшийся ждать улучшения погоды, начал в Сааре наступление силами Третьей армии без поддержки с воздуха. «В 05.15 меня разбудила артподготовка, – записал он в своем дневнике в тот день. – Стрельба более чем из 400 орудий звучала, как громкое хлопанье дверьми в пустом доме». Его ХХ корпус начал главное наступление на город-крепость Мец. Небо расчистилось, и в бой вступили истребители-бомбардировщики, но проливной дождь поднял воду в реке Мозель до небывалого уровня. Паттон рассказывал Брэдли, что у одной саперной роты ушло два дня разочарований и тяжелой работы, чтобы навести понтонный мост через бурную реку. Одна из первых машин, пересекавших реку, – самоходное противотанковое орудие, наехала на трос, порвав его. Мост распался, и его унесло течением. «И вся чертова рота сидела в грязи, – рассказывал Паттон, – и ревела, как малыши».