Океан для троих - Реджи Минт

алый пояс. Черная рубаха скрывала масштабы беды, но их выдавал тянущийся за Морено след из частых темных капель. Что бы там ни произошло — дон Гильермо свою виру с Черного Пса взял.

Фиши выронил трубку и бархотку, абордажники метнулись к трапу, но Дороти была быстрее. Оказалась рядом, подхватила под руку и сразу ощутила влагу — рубаха насквозь пропиталась кровью.

— Да чтоб тебя морской дьявол рогами боднул! — ругнулась она.

— Уже исполнено, красавица, — пробормотал Морено и окончательно обвис.

Остальные матросы были в порядке, не считая того, что двоих команда не досчиталась. Впрочем, они почти сразу вынырнули откуда-то из переплетения улочек, взбежали на борт, жестами показали что-то остальным и потянули на себя сходни.

Саммерс догнал Дороти, которая почти тащила на себе Пса, и обеспокоенно шепнул, потирая шрам на подбородке:

— Надо отходить. И быстро! Дон Гильермо мертв, все по Кодексу, но береженого Бог бережет.

Она кивнула, давая согласие. Потом затащила, стараясь не побеспокоить рану, Морено в свою каюту. Осматривать его в общей столовой или в трюме показалось неправильным, все-таки Черный Пес был капитаном, хоть и не на своем корабле.

— Хирурга! — бросила Дороти через плечо. — Живо! Я не лекарь.

Хирург оказался худощавым рыжим мужчиной, который в мирное время занимал должность парусного мастера. Он, не чинясь и не стесняясь, принялся за дело, походя отдавая Дороти распоряжения, точно та была юнгой.

Одобрительно кивнул на выделенную кровать, приказал снять оттуда белье, застелить прочным брезентом и лишь поверх положить льняное полотно. Срезал с Морено одежду, всю. Только пояс пощадил, размотал осторожно.

Со штанами и сапогами проблем не возникло, белья Пес неожиданно не носил, а вот рубашка успела прикипеть к ранам и сдалась только после того, как ее полили разбавленным водой вином.

Хирург раздраженно выдохнул и вывалил на Дороти следующую связку указаний.

Горячая вода, бинты, вощеные нити, устрашающего виды инструменты — все это нашлось в кубрике “Свободы”, лекарь из ее старой команды был запаслив, точно хомяк. Набрав полные руки необходимого, Дороти вернулась к себе через палубу, по которой уже вовсю носились матросы, готовя “Свободу” к отплытию. Похоже, что заниматься раненым Псом предстояло только хирургу и ей самой. Корабль требовал внимания остальных больше, чем стареющая великосветская дамочка.

Морено досталось крепко, но все же не смертельно. Две раны, страшные на вид, но с ровным краями. На левом плече — рассечены мускулы, и глубоко. Ножей с этой руки Черному Псу еще долго не метать. Вторая на животе — на пару пальцев выше печени. Про такие обычно говорили — боги спасли. Потому что еще чуть-чуть — и топтать бы Морено тропы в царстве мертвых.

Обе раны от сабли или палаша. Разрезы с виду страшные, и крови много, но если умеючи зашить, то, может, и выкарабкается.

Видеть Морено голым было странно, и Дороти поначалу отводила взгляд, но тот словно намагниченная стрелка компаса возвращался обратно. Точно север был там, где угрюмый лекарь смывал бурую кровь с загорелого живота.

Не то чтобы Дороти желала знать, что ниже пояса у Пса тоже есть татуировки, однако теперь знала. И покоя это знание не прибавляло. Там тоже смыкались щупальца. Почти смыкались. Да, прямо на стволе. И Дороти даже на секунду не хотела представлять себе, как выглядит рисунок, когда плоть наливается и ствол встает. О боги, не вводите во искушение!

Хирург закончил штопать к полудню и перепоручил бессознательного Морено заботам Дороти. Наказал менять повязки раз в три часа, оставил склянки с настоями и ушел — теперь уже штопать паруса.

Между кипячением воды и прогреванием бинтов огромным чугунным утюгом Дороти допросила моряков, которые были с Морено на берегу.

Те сначала мялись и особо болтать не хотели, но после того, как она, не переставая задавать вопросы, одной рукой ссыпала из утюга угли в жаровню, перемешала и засыпал обратно уже раскаленными, не прекращая при этом второй рукой записывать пометки по курсу на карте, парни разговорились.

— Мы ждали, что их будет меньше. В кабаке-то всего восемь было, не считая козла крашеного, — без всякого пиетета к иверцам пробормотала Бринна. — А их оказалось тридцать. А позади два сарая да тупик. Я уж подумала молиться, но кэптен, черт языкастый, швырнул дону вызов на танец с саблями. А от такого не отказываются — это, чай, не кабацкие забавы, это всерьезку. Ну и сошлись они. Иверец-то выше ростом да шире, у него сабля абордажная была, такой наш Джок мастер махать. А кэптен его все-таки взял — первый раз поднырнул под локоть, плечо пожертвовал, но ногу попугаю этому распорол. А второй раз на волоске прошел, иверец хоть и крашеный, но в бою мастер — зажал кэптена в угол, полоснул по брюху, мы уж думали — все, заказывай панихиду, а нет, тот подманил Гильермо ближе и рубанул. От души. Теперь у “Дьябло” новый шкипер. Поскромнее да понабожней.

Дороти рассказ выслушала со смирением, достойным отшельника. И выругалась только один раз. Сплетя в этом одном ругательстве все, что она думает о Морено и грехе гордыни. Моряков отпустила, даже уточнять ничего не стала. И так все понятно.

Пойди Дороти с ними — не понадобился бы фарс с дуэлью. А теперь возись нянькой, меняй примочки да опаивай дурманом этого бойцового петуха, чтоб в бреду повязки не сорвал.

Дороти, непривычная к роли сиделки, поначалу действовала медленно, боясь сделать хуже и больнее, но, похоже, ее трепетность Морено не оценил — оставался в забытьи.

В середине дня заглянувший в каюту хирург одобрительно покачал головой, оставил бутыль с какой-то аптечной гадостью, наказав влить в больного не меньше трех унций, а самой Дороти посоветовал выпить рому. Чисто для здоровья. И вновь исчез.

Совет был хорош, но выпивку пришлось отложить — следовало рассчитать курс, а для такого годилась только трезвая голова.

Дороти управилась за час, осчастливив рулевого Фиши новыми указаниями. Потом позвала Саммерса, чья командная дудка, кажется, вообще не затыкалась с самого рассвета, и приказала принести обед в каюту, в обмен поделившись новостями о самочувствии Черного Пса. Посовещавшись, на ночь решили не спускать паруса: команда разбилась на смены, курс Дороти проложила по звездам, а Фиши страдал хронической бессонницей.

“Свобода”, поймав хороший ветер, на полном ходу шла к Гряде Сирен. Впереди лежало открытое море, берега Большого Краба должны были показаться только к завтрашнему вечеру. Дороти поднялась на мостик, проверила курс, поняла, что на палубе ей делать нечего — все работает и без нее, —