Подпольная империя рода Амато - Эл Громов

женой, с дочерью, переброситься парой фраз с другими гостями. Но всё это были лишь декорации для него.

Основное действие началось, когда узкий круг гостей вместе со мной, князем и адвокатом Антоновым перебрались в комнату для игры в бильярд. Здесь стоял большой, хороший бар. Мягкие диваны и кресла уютно расположились вдоль стен. Окон не было, словно комната была специально оборудована для особенных, приватных встреч.

— Андрей Николаевич, вы дали нам понять, что считаете Вадима Глинского виновным в аресте и попытке убить вашего сына, — начал без обиняков князь Трубецкой. — Но почему вы так уверены в этом? Насколько мы понимаем, это лишь ваши догадки…

— Что вы! Разве стал бы я без доказательств бросаться столь серьёзными обвинениями? — ускорительно произнёс отец.

— Так у вас есть доказательства? — с интересом подался вперёд Шереметьев.

— О да. Наш адвокат, Михаил Алексеевич, постарался и сумел кое-что найти…

Антонов, присутствовавший здесь, поднялся с кресла и вытащил из кармана маленький треугольник с кнопками. Нажал одну из них, и мы услышали голоса Ефима Глинского и какого-то мужчины.

* * *

Двумя неделями ранее

Трое сидели в кабинете князя Амато — собственно, сам князь, его сын Андрей и семейный адвокат.

— Вы сможете сфальсифицировать подобную запись? — спросил Андрей Николаевич у Антонова.

— Конечно, Андрей Николаевич. Не без трудностей, конечно, но вы же меня знаете — всё сделаю в лучшем виде.

— Благодарю вас, Михаил Алексеевич. И вы меня знаете — наградой никогда не обижу.

С юристом попрощались, и он покинул дом Амато.

— Опасную игру ты затеял, отец, — сказал Андрей-младший.

— А у нас иначе и не бывает. Неужто ты думал, что я так высоко поднялся без хитросплетения интриг?

— Нет, не думал. Но если нас раскроют…

— Им это ой как не понравится, — кивнул князь. — Но мы рискнём. Глинские виновны в смерти троих моих сыновей, Андрей, и они попытались убить тебя, моего последнего сына. Даже если они не приложили руку конкретно к покушению на тебя в тюрьме, они хотели убить тебя на дуэли. Мы готовы были договориться с ними по просьбе генерал-губернатора, но Глинские лишь посмеялись над нами. Я не прощаю такое, сын. Они должны быть наказаны.

— Хорошо, отец.

На некоторое время воцарилось молчание. Андрей Николаевич глядел на сына и в очередной раз размышлял о переменах, незаметно для семьи произошедших в нём во время службы в армии.

Андрей-младший всегда был волевым, решительным, сильным духом парнем. Но тот Андрей, что теперь сидел перед князем, всё же был другим. Тот был безрассудно-храбрый, импульсивный, вспыльчивый юнец. Армия, война изменили его. Юнец превратился в настоящего мужчину.

Впрочем, перемены в характере сына не так сильно поражали Андрея Николаевича, как его магический рост. Всё-таки человек прошёл через военные испытания, возмужал, познал, как говорится, на собственной шкуре суровость жизни. Немудрено, что какой-то стержень в нём появился, а вспыльчивость и безрассудство сменились на сдержанность и расчётливость. Андрей Николаевич сам прошёл этот путь внутренних перемен, когда был молод.

С удивлением только сейчас князь осознал, что из всех его детей более всего на него походил именно Андрей, а не погибший Александр, как раньше думал он.

Александр был улучшенной копией самого князя в молодости. Такой же беспринципный, такой же неудержимый. Но куда благороднее отца.

Андрей Николаевич оставил в далёком прошлом свою горячность, как и его младший сын сейчас.

Удивительнее всего, что Андрей за время службы в армии успел стать более сильным магом. Раньше князь и не подозревал, что его сын обладает настолько сильным даром. В прошлом никаких предпосылок к этому Андрей Николаевич в нём не замечал. А вот вдали от дома потенциал младшего сына раскрылся…

— Я получше изучил один вопрос, отец, — нарушил молчание Андрей-младший. — И понял, что ведь наш род — единственный, кто выступает против наркоторговли. Остальные влиятельные дома не то, чтобы прямо «за», но и осуждать за это Глинских они не будут.

— В этом-то и проблема, — подтвердил князь. — У Глинских все шансы переманить на свою сторону тех, кто стоит во главе всех этих влиятельных домов. Именно поэтому мы должны действовать немедля. Опередить их. И тут уже не важны средства. Либо мы, либо нас.

— Я, в общем-то, поддерживаю твою идею, она разумна, но и крайне опасна. Игра с огнём.

Князь помолчал несколько секунд, потом ответил:

— Но я прекрасно знаю правила этой игры.

* * *

Настоящее время

— Вы выяснили, что второй голос на записи принадлежит тому парню, которого подсадили в камеру к Андрею Николаевичу? — уточнил Нарышкин, когда запись закончилась.

— Именно. И не кажется ли вам странным то, что в одной камере с моим сыном оказался человек, которого Глинские использовали, как мальчика на побегушках? — задал риторический вопрос князь Амато. — Вадим Глинский вызывает у меня серьёзные опасения, господа. Ведь генерал-губернатор ясно дал понять, что нам с ним стоит заключить мир. И я готов был на этот шаг, как бы тяжело он мне ни дался. Но Вадим нашёл повод прицепиться к Андрею. Я убеждён, что это была обдуманная провокация с его стороны. И если он плюёт на просьбы самого губернатора… — Отец многозначительно замолчал.

— То как же он поведёт себя с кем-то из нас, если однажды мы ему не угодим? — закончил за него Шереметьев.

— Нет, я, конечно, согласен, что Глинские учинили беспредел, — заявил Демидов. — Но пока они не трогают никого из нас и сам губернатор крайне лоялен к ним.

— Не трогают никого из вас — пока, — с нажимом произнёс отец последнее слово. — И да, губернатор симпатизирует Вадиму Глинскому, что должно только внушать опасения всем нам. Ведь Глинский может совсем потерять страх из-за мнимого своего величия. Я не желаю войны, но… — князь с тяжёлым вздохом покачал головой. — Повторюсь, я готов был идти на мировую, оставить в прошлом все наши… разногласия… я лишь потребовал соблюдения правил. Ведь зоны интересов давно поделены между нами всеми, — он обвёл взглядом всех присутствующих, те согласно закивали. — Я лишь потребовал соблюдать этот баланс. Но Глинский, можно сказать, рассмеялся мне в глаза. Его не волнует, у кого какие права. Его волнует лишь собственная власть. Он попытался отхватить кусок от того, что принадлежит не ему, где гарантия, что не