Фатальное прикосновение - Виктория Викторовна Балашова

действительно когда-то ухаживал за Верой, то мотивом могла быть ревность.

Свешников вызывал куда больше подозрений. Его взрывной характер вполне мог привести к трагедии. Раз он был влюблен в Веру, но никак не мог добиться взаимности, то вполне мог захотеть её убить под влиянием страсти. Тут Курекин вспомнил фразу из какого-то произведения: «Так не доставайся же ты никому», которую один из героев произнес, выстрелив в любимую женщину. Вполне в духе штабс-капитана. Тем более, что как выяснилось, он знал, что под личиной «племянника» скрывалась именно она. Была ли у Свешникова возможность отравить княгиню? Вот тут следовало бы поговорить с Фёдором, который должен был наблюдать за гостями.

Прежде чем беседовать со своим помощником, Курекин решил еще раз просмотреть свои записи, и он вернулся в гостиную. Снаружи завывал ветер, а дождь хлестал, что есть мочи, по окнам и барабанил по крыше. В камине заплясал огонь. Пётр Васильевич нахмурился. Он не любил, когда в преступления, совершенные реальными людьми, примешивалось что-то сверхъестественное. Посмотрев на свою хламиду — одеяние призрака — Курекин направился обратно в столовую. Следовало продолжить опрос и вызвать следующего гостя. Радецкую или Фёдора? Если бы его помощник заметил что-то подозрительное, наверняка бы уже рассказал.

Глава 5

— …пришедшие к нам с простого крестьянского стола, — вещал Герман Игнатьевич с упоением, когда Курекин открыл дверь. — Однако не будем забывать, что французы многое заимствовали из русской кухни. Например, когда-то они ставили на стол все блюда сразу. Вот как у нас сейчас. Но перед нами стол фуршетный, а для обычного стола у русских людей наблюдается смена блюд. Но французы ставили и холодное, и горячее. Вот только горячие блюда полагалось накрывать колпаком, чтобы они не остывали. Когда наш император Александр Первый по случаю победы над Наполеоном… — тут Курекин заметил совершенно кислую физиономию де Шоссюра, — …решил устроить парад и банкет для тысячи гостей, он пригласил известного во Франции шеф-повара Мари-Антуана Карема. Тогда впервые ему пришлось сервировать столы à la russe.

В этот, можно сказать, возвышенный, патриотический момент Радецкий заметил следователя.

— Ох, Пётр Васильевич, простите, наверное, вам надо по службе что-то объявить?

Слушатели, чуть ни подавились вкушаемыми под рассказ Германа Игнатьевича закусками и едва ни поперхнулись винами. Курекин своим появлением нарушил установившуюся гармонию, которой вовсе не мешало похрапывание Свешникова, даже напротив — оно вносило определенную уютную нотку.

— Это я прошу прощения, что перебил вас, Герман Игнатьевич! — сокрушенно всплеснул руками следователь. Полы его длинной хламиды взлетели и плавно опустились обратно к полу. — Но все устали, а я хотел бы продолжить беседовать с гостями. Вот, думал вашу супругу пригласить в гостиную. А вы продолжайте, продолжайте. Сам бы слушал, но долг превыше всего! Ольга Михайловна, не возражаете?

— Нет, конечно, пойдемте. Мне потом муж дорасскажет про сервировку à la russe.

— Ну-с, Герман Игнатьевич, говорите же дальше! — поторопил Каперс-Чуховской Радецкого. — Вы там еще что-то про соусы обещали и вот этот пирог.

— Шепардский, верно. Еда простого ирландца. Скорее, не пирог, а запеканка. Для большей тонкости вкуса я предложил шеф-повару клуба использовать не баранину, а курицу. Также добавить жареных грибов…

Для Курекина, которому страсть как захотелось пирога или запеканки, как ни назови, настала печальная минута. Ему пришлось выйти из столовой и закрыть за собой дверь.

— Вы же почти не едите! — Ольга Михайловна, видимо, уловила его вздох или услыхала звук проглатываемой слюны. — Погодите, Пётр Васильевич, я вам принесу закусок.

Она быстро вернулась в столовую, наполнила большую тарелку и попросила Фёдора принести им в гостиную бутылку коньяку с бокалами.

— Благодарю вас! — поклонился следователь, которому было неловко перед дамой, но страсть как хотелось поесть. — Еще раз прошу извинить!

— Не извиняйтесь! Лучше налейте нам коньяк. Французский. Весьма недурен! И я готова ответить на ваши вопросы.

Курекин подчинился, налил и задал первый — по традиции про знакомство с княгиней.

— Нас познакомила Генриетта, — Ольга Михайловна задумалась. — Примерно год назад. Наш журнал «Освобожденная Галатея» проводил благотворительный аукцион. Вера Килиани привезла несколько бутылок отличного грузинского вина. Она очень дружелюбная… была… Не могу взять в толк, кому она мешала. Милейшая женщина.

— Понимаете, Ольга Михайловна, про это у меня тоже есть вопрос. Какие враги были у княгини? Мне уже рассказали, что муж её сильно ревновал. За ней ухаживали, но он всех отбил. Это могло послужить причиной. — Курекин снова вспомнил фразу «Так не доставайся же ты никому».

— Ох, Пётр Васильевич, то ж не Шекспир, — Ольга Михайловна улыбнулась. — Да, Вера была удивительной красоты. Броской, южной. Говорят, у неё есть и русские корни. Наверное, такая жгучая смесь дала результат. Но княгиня весьма уважала своего мужа. Она бы ему не изменила, даже если бы князь не был ревнив. Понимаете, существуют порядочность, воспитание, собственные принципы, в конце концов.

— Безусловно! Я вовсе не эту сторону медали имел в виду, дражайшая Ольга Михайловна. — Следователю стало неловко. В его работе часто приходилось нарушать этикет, говорить прямо, без окольных, вежливых фраз, которые придают речи витиеватость, но не дают четкого понимания того, что он хочет сказать. — Я имел в виду не княгиню Килиани, а её ухажеров. Тех мужчин, которых она отвергла. Понимаете? Вдруг кто-то из них вознамерился её убить? Не простил?

Радецкая задумалась. Сделав глоток коньяка, она неуверенно начала говорить:

— Получается, по вашей, Пётр Васильевич, теории, которая признаю не лишена смысла, не так много у нас остается подозреваемых. Конечно, вы еще побеседуете с остальными, и могут всплыть весьма интересные факты, но пока лично я знаю троих мужчин, отвергнутых Верой. И не представляю ни одного из них в роли убийцы…

— О, вы повидали бы с мое… Такие на вид невинные люди порой совершают ужасные вещи. Впрочем, я вас перебил. Кого вы имеете в виду?

— Сиверс и Свешников ухаживали за княгиней еще в девичестве, в Тифлисе. Но это было так давно! Свешников не женат, но Сиверс уж дважды. Первая жена умерла родами. Ужасно! И мать, и младенец не выжили. Ну про Генриетту вы знаете. Они познакомились во время печально известного спиритического сеанса, когда Генриетту пытались убить. По-моему, Ефим Карлович тогда влюбился с первого взгляда. Свешникова, несмотря на холостой статус, я бы тоже не подозревала.

— Почему? — с интересом спросил Курекин.

— Видите ли, у него больно пылкая натура. Вот посмотрите, человеку надобно было всё тщательно продумать, подловить момент, когда подсыпать яду в бокал, как подсунуть его Вере. Далее сохранять присутствие духа. Скорее такой бы человек много не