Мёд жизни - Лидия Сычева

Потом был траурный митинг, очень прочувствованно выступила Зинаида Афанасьевна. Она к массовым акциям всегда готовится и умеет сказать не только то, что ждут от неё, но и большее. Все прослезились, а Эдуард Тихонович опять стал рыдать. Зинаида говорила, что Жанна Арнольдовна свою жизнь отдала детям, что не случайно её упокоение состоится на родине, что любовь к России давала ей силы трудиться, что память о её благородстве и жизненном подвиге навсегда останется в наших сердцах.

Поминки были тут же, в деревне. Варвара Парамоновна не осталась – села в машину к Елене Семёновне, и они поехали домой.

Доро́гой вспоминали Жанночку, конечно. Отмучилась, страдалица! Ну, что делать. Никто своего последнего часа не знает.

Говорили и о проходимце, о его неумирающем интересе к молодым особам.

– А дочери, Вероники, на похоронах не было, – удивилась приметливая Варвара.

– В Дубайях отдыхает, – отвечала Елена Семёновна. – Рейса не нашлось подходящего, чтобы успеть на похороны. Поэтому решила не лететь.

Домой Варвара приехала никакая, упала на тахту без сил. К вечеру только оттаяла от тяжелых переживаний. Включила новенькую китайскую плазму, перещелкала каналы. «Звёзды» шоу-бизнеса кривлялись на экране… С натянутой кожей, с искаженными чертами лица они походили на внедрившихся в мир людей ведьмаков.

«Какой плоский мир!» – ужаснулась Варвара и с сожалением выключила телевизор.

Когда отцветающая сирень пахнет полынью, когда липы на бульварах смыкаются кронами, а дорожки парка «Динамо» на ладонь заметены тополиным пухом, тогда они и встретились.

Саша Темников спешил с вокзала домой. В «парадке», в накремённых ботинках, с черным кожаным «дипломатом», который он то и дело перекладывал из руки в руку. Чувства сплелись в клубок: надежда, боль, ожидание, тревога. Какой стала теперь Лена? Что они скажут друг другу?

Она увидела солдата издали, и, хотя знала, что это не мог быть Саша – ему служить ещё две недели, сердце её, тревожно ёкнув, вдруг забилось лихорадочно, быстро. Лена шла к свекрови, несла свадебные фото. Снимками она осталась недовольна, хотя Олейчук позвал во Дворец бракосочетаний лучшего мастера в городе.

Да, прекрасно вышли платье, пелерина, фата и розы, отлично сидел костюм на женихе, а уж галстук она завязала ему узлом, который подсмотрела в иностранных журналах. Респектабельны и солидны гости, торжественно-значительна дама, что их регистрировала. Здорово был пойман момент обмена кольцами. Бокалы с пузырьками шампанского, традиционный, торжественно-церемонный поцелуй.

Лена замечательно красива на свадебных фото, а Олейчук смотрелся барином, денди. Но всё же ей казалось, что у неё неуверенный, виноватый вид, а Эдик, напротив, слишком самодовольный, победительный.

«Нет, не Саша», – успокоилась она. Солдат был чуть выше ростом, чуть тоньше в талии, чуть шире в плечах. Он шёл четким, уверенным шагом. Вот она уже различает черты лица…

«Саша!»

Она замерла, не в силах пошевелиться.

«Как могло так совпасть?!»

Досада, стыд, жалость к себе, жалость к нему, страх (вдруг кто-то из знакомых увидит!), ужас, смятение – она стояла, прижав сумочку с фотографиями к груди, будто боялась, что их отнимут.

Сотни, тысячи раз он потом возвращался к мигу их встречи. И удивлялся внезапной зоркости, которая вдруг посетила его. Он увидел будто бы всё сразу – и настоящее, и прошлое. Саша мгновенно, будто владел чудо-фотоаппаратом, запечатлел и её растерянность, и тонкое обручальное колечко, и припухшее лицо, и полные груди, к которым она прижимала дурацкую бело-серую сумку (из неё торчал большой плотный конверт), и чуть раздавшееся вширь тело, и непривычно, слишком «по-женски» подведенные глаза, и её новую блузку с легкомысленными воланами, и юбку-колокольчик (голубую), и босоножки – простые, белые. Он остро ощутил её чуждость, отстраненность. И смутное видение мелькнуло в сознании – невнятная, согбенная фигурка воришки, крадущегося вдоль глухой стены.

«Она будет несчастна».

Он будто читал книгу жизни, видел страницу с уже предначертанной судьбой.

Всё, что он так тщательно готовил для решающего разговора, теперь не годилось.

«Как же так, Лена?»

Она увидела вопрос в его глазах. Это был не упрёк, не сожаление, не гнев, не отчаяние. Изумление! Она словно оказалась перед всевидящим судией, и с ужасом почувствовала, как что-то надломилось в мире, изменилось, треснуло, что ход её жизни нехорошо повернулся.

Ответить было нечего. И тогда она поспешила переложить вину на него. Она – изменница, но виноват – он!

Два года назад, когда Сашу забирали в армию после первого курса института, да, она обещала ждать, сидела рядом на проводах, смущаясь пристальных взглядов его родителей, родни. И очень долго Лена аккуратно писала письма, прилежно училась, даже в кино выбиралась нехотя.

А жизнь, единственная, проходила мимо!..

Саше тоже досталось: он попал в Афганистан выполнять «интернациональный долг». Но при чём тут Лена?! Саше просто не повезло.

Шли месяцы. Их поцелуи, мечты, всё, что было прежде дорого, уплывало в туман прошлого, в дымку неопределенности.

Зато Олейчук стал реальностью. Если ему что-то нравилось, Эдик брал, не спрашивая, не рассуждая, сминая сопротивление, и считал, что так и до́лжно. Может, она тоже желала решительности разбитного старшекурсника?! А ещё – шикарных букетов, щедрых подарков, походов в дорогие рестораны. Хотя… Не в этом дело! Просто ей стало жаль своей молодой жизни. Надоело сидеть взаперти непонятно ради чего.

Весь рой доказательств, оправданий, раскладов, объяснений вихрем пронесся в её сознании. И всё получалось логично, когда она прежде рассуждала сама с собой («ах, нехорошо всё-таки с Сашей вышло!» – об этом она тоже думала и морщилась от неловкости); но теперь, когда они так нежданно-негаданно столкнулись («будто подстроил кто!»), все аргументы рушились. Перед ней стоял не скромный юноша с чистыми, акварельными чертами лица, которого она помнила, а молодой мужчина, собранный, требовательный. Глаза его, большие, страдающие, смотрели на неё с изумлённым, будто бы даже прощающим сочувствием.

И вдруг всё, что так радовало, что доставляло столько волнений – упоение страстью, свадьба, крики «Горько!», привязанность к Олейчуку – всё показалось чужим, ошибочным.

«Зачем я за него вышла?!»

Ощущение ужасной беды на миг захватило Лену. Плечи её опустились.

Она ждала, что Саша что-то скажет, и тогда, как за соломинку, она ухватится – за любые его слова, и – спасётся, «выплывет».

Саша молчал.

Ничего нельзя было изменить!

Он ещё раз внимательно и долго посмотрел в её лицо. Нет, он не мог в ней ошибиться! Это всё равно, что ошибиться в самом себе! Точно так, как тайфун, ураган, пожар или песчаная буря ударяют по налаженной жизни, так и в их отношения вторглось что-то роковое, ужасное.