Сердце Демидина - Александр Велин

мне это, красавица ты моя малахольная, но я тебя сейчас пристрелю.

– Не имеете права! – в отчаянии взвизгнула Наина Генриховна.

– Имею, милая. За неподчинение приказу, – ответил майор. – И чтобы ты на меня не настучала.

– Не надо, товарищ майор… – умоляла Наина Генриховна.

– Последних своих годочков не дожила, – издевательски закончил майор.

Хлопнул выстрел, и раздался короткий вскрик ведьмы. Демидин почувствовал, что сидевший на нём поднялся и принялся неторопливо отбрасывать мусор. Через несколько секунд Демидин увидел склонившееся над ним румяное лицо красавца-майора, похожего чем-то на лицо солиста хора Генерального штаба. Неподалёку стоял армейский автомобиль.

– Здравствуйте, дорогой Константин Сергеевич! – любезно сказал майор, вынимая изо рта Демидина кляп.

– Здравствуйте… – затёкшим языком прошамкал Демидин.

– Майор Скуратов, называйте меня Альберт Викторович, – представился майор, сгребая с Демидина мусор.

– А где же… Наина Генриховна? – ляпнул Демидин.

Ещё не договорив, он увидел её тело.

Старуха лежала лицом вверх. Нежные, как тополиный пух, седые волосы колебались на маленькой голове от дуновений ветра. Выцветшее платье задралось, приоткрыв худые, обутые в рваные солдатские ботинки ноги. На её груди алело пятно.

Демидин отвёл глаза.

– Наина Генриховна нас покинула, – грустно сказал майор Скуратов, оглядывая Демидина с наглым хозяйским интересом. – Углубилась, так сказать… в иные миры. А мы пока что останемся здесь, Константин Сергеевич, – продолжил он, хватая Демидина за руки и таща его к машине.

– Камушек здесь, извините… Колючечки, – кряхтел Скуратов, не переставая улыбаться.

Но Демидин был уверен, что кусты, больно расцарапавшие ему лицо и шею, можно было бы и обойти. Скуратов внушал ему куда больший страх, чем Наина Генриховна.

Извиняясь за неудобство и ёрничая, Скуратов швырнул Демидина на заднее сиденье и оставил лежать в унизительно нелепой и неудобной позе. Демидин не осмелился возражать. Закряхтел мотор, и машина помчалась куда-то, подпрыгивая на кочках. Демидин видел только клочок неба в дребезжащем заднем стекле.

Через несколько минут они въехали в какое-то огороженное место. Константин Сергеевич заметил бетонный забор с колючей проволокой и вышку, на которой сидел охранник. Проехав ещё немного, машина остановилась, и к ней кто-то торопливо подбежал.

– Хрусталёв! – сказал Скуратов.

– Я! – молодцевато ответил голос.

– Не ори! – прикрикнул на него Скуратов. – Тащи мешок и носилки.

– Есть, – произнёс голос уже потише.

Скуратов, перегнулся к Демидину через сиденье.

– Не хочется вас беспокоить, однако… – проворковал он и ударил Демидина по голове пистолетом так, что тот потерял сознание.

Ефрейтор Суриков, будущий гном

Константин Сергеевич очнулся в пыльной, похожей на складскую комнате с небольшим, закрытым решёткой окошком. К стенам были привинчены широкие полки, на которых лежали ящики, папки с надписями «Дело №__», запыленные колбы, термометры, рваные портфели и другая дребедень. На полу валялась пара пустых бутылок. На одной из полок стояла мутная от пыли стеклянная банка с просунутым внутрь комом измятых денег. Рядом валялись полуразобранный пистолет, самоучитель английского языка и несколько пожелтевших журналов «Вопросы коммунизма».

Константин Сергеевич лежал на самой большой полке и был прикрыт грязной простынёй. Способность двигать руками восстановилась у него полностью, и появились какие-то ощущения в пояснице. Он попытался пошевелить пальцами ног и, приподняв голову, увидел, что ступни немного двигаются под прикрывающей их тканью. На его шее болталась верёвка с картонной биркой, на которой было написано: «Константин Сергеевич, милый, будешь шуметь – голову оторву, а сердечко твоё засолю. С уважением, майор Скуратов».

– Чёрт знает, что такое, – сказал Демидин.

Он приподнял простыню, чтобы увидеть сердце, и прислушался, не стоит ли кто за дверью, но в коридоре всё было тихо.

С улицы слышались армейские команды и слаженный топот ног. Слов было не разобрать, но Константину Сергеевичу стало ясно, что он оказался в воинской части. Военные – значит, свои! Он немного успокоился. Нужно только добраться до их командира, а уж он-то поможет связаться с начальством.

Рядом с ним лежало несколько старых тетрадей. Собираясь с мыслями, он взял одну из них. На обложке было выведено цветными карандашами: «Дембельский альбом. Ефрейтор Суриков, Кызыл-Орда». Фамилия «Суриков» была тщательно разрисована цветными карандашами и подчёркнута. Под фамилией был нарисован танк, из дула которого вылетал красный и пушистый, как лисий хвост, огонь. Демидин раскрыл тетрадь и увидел две вклеенные фотографии.

На верхней был запечатлён, очевидно, сам Суриков – парень с плоским, как крышка от кастрюли, лицом и чубом, торчащим из-под фуражки. Фуражка была задвинута так далеко на затылок, что казалось удивительным, что она не падает назад. Ремень у Сурикова был приспущен, и гимнастёрка торчала колоколом наружу. Он стоял в такой позе, что было ясно, что он парень хоть куда и командиров не боится.

На нижней фотографии передний план занимали ярко освещённые вспышкой фотоаппарата голые ступни Сурикова с татуировкой «мы ваш нюх топтали», а на заднем плане просматривалась его же довольная рожа и рука с победно поднятым вверх большим пальцем.

Демидин перевернул страницу и увидел стихотворение с коротким заглавием «Для баб». Текст был окружён рамкой из вьющихся роз, с шипов которых капали кровавые капли:

Снаряды рвутся здесь,

Пощады духам нет,

Твоя любовь ко мне,

Вот мой бронежилет,

Изменишь мне —

Вернусь как демон мести,

Прольётся кровь,

Убью тебя на месте!

Другим почерком пониже было приписано: «Эх, огурчики, помидорчики, прекратить в строю разговорчики».

В альбом был вложен листок с надписью: «Приеду-убью – тёлкам не писать! Малыш котёныч береги себя зайчоныч ты мне очень дорога – писать. Всё время о тебе думаю – писать! Жди, сука – писать! Они от этого тащатся! Ваздушно! Дисантные!! Вайска!!!!»

Глава 13

Планета зла не однородна,

Как многим кажется, свободно

Парящим над

Планетой зла, планетой зла…

Многожён Шавкатович

Демидин не успел дочитать, как за дверью послышались голоса. Он закрыл тетрадь и положил её на место.

– Говорю вам, он в прекрасном состоянии. Да, всё ещё парализован, но для вас это даже лучше, ведь вам будет легче его транспортировать, – произнёс снаружи голос Скуратова. – Всё, как договорились, вы уж не забудьте, что обещали.

– Альберт Викторович, что ты говоришь, – отвечал голос с сильным азиатским акцентом. – Когда я забывал?

– Всё-таки, Многожён Шавкатович, вы же понимаете, как мы рискуем. Платите, дорогой, и отправляйте его к себе, – сказал Скуратов, открывая дверь.

На нём была белая фуражка. На нарядном кителе сияли золочёные пуговицы. В руках с заметной брезгливостью Скуратов держал ком старых