Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Мари Варей

свою чашку к губам и выжидающе смотрит на меня большими глазами олененка Бэмби.

– Моя мать была француженкой, – помолчав, говорю я и дую на кофе, – поэтому я всегда мечтала увидеть Париж. Читала путеводители, копила деньги, чтобы купить билет… Но я думала, что приеду сюда при других обстоятельствах. Более… радужных. Если вкратце, то… я думала, что у меня есть все время в мире, а когда поняла, что заблуждаюсь, было уже слишком поздно.

Нахмурившись, Саранья отпивает глоток.

– Знаешь, за время работы с моими старичками и старушками я поняла две важные вещи. Первая: люди зачастую ломают голову над проблемами, о которых через год даже не вспомнят, поэтому можно сказать, что в масштабах жизни все проблемы – сущая ерунда. Вторая: не всем выпадает удача дожить до старости, поэтому если хочешь что-то сделать, не жди и не откладывай, а делай сейчас. Никогда не знаешь, когда все закончится.

Не сдержавшись, беру с кровати смятый в комок свитер и аккуратно складываю.

– Хочешь, я помогу тебе убраться? Честно говоря, меня немного напрягает этот беспорядок.

Саранья заливается звонким смехом.

– Если это доставит тебе удовольствие, то вперед!

Ставлю кофе в сторону, начинаю складывать и убирать разбросанное вокруг белье, заправляю постель, раскладываю книги, валяющиеся на прикроватной тумбочке, и поднимаю разбросанные по ковру туфли. Саранья лениво поддерживает светскую беседу, а потом в какой-то момент оборачивается и пристально смотрит на меня. Ее подведенные глаза кажутся почти черными.

– Алиса, я хотела извиниться. Прости, что спросила о братьях и сестрах, мне нет оправдания. Анджела предупреждала, что ты потеряла сестру…

Не отвечаю, потрясенная до глубины души. Мне плевать, что Саранья в курсе моего вранья, но я чувствую себя преданной из-за того, что Анджела рассказала ей о моей жизни.

– Я не хотела ставить тебя в неловкое положение или расстраивать напоминанием о плохом, – продолжает Саранья. – Я часто говорю не подумав.

Она дружелюбно улыбается, но выглядит взволнованной. Я на нее не обижаюсь, однако все равно торопливо начинаю собираться.

– Ничего страшного. Я… Я только что вспомнила… У меня дела, мне нужно идти.

Саранья провожает меня до дверей. Я знаю, что ей искренне жаль, но не хочу продолжать этот разговор, не хочу, чтобы мы копались в подробностях моей прошлой жизни. На самом пороге она, словно что-то вспомнив, спрашивает:

– Кстати, можешь дать мне номер Джереми?

– О… Да, конечно. Без проблем.

Достаю телефон и нахожу то единственное сообщение, которое прислал мне Джереми. Диктую номер Саранье, после чего та шлет мне воздушный поцелуй и закрывает за мной дверь.

Решаю пойти домой пешком. День клонится к вечеру. Неторопливо прогуливаюсь по парижским улочкам, вдыхая запах теплых каштанов, заглядывая в магазин, чтобы кое-что купить, а потом позволяя себе соблазниться аппетитной малиновой тарталеткой, которая красуется на витрине кондитерской. Впервые за долгое время у меня выдался хороший день, однако предательство Анджелы оставило во рту горький привкус. Как она могла рассказать Саранье подробности моей личной жизни и даже не упомянуть об этом? Она ведь так хорошо меня знает! Решаю написать ей и прояснить ситуацию.

Вернувшись домой, нахожу в почтовом ящике большой коричневый конверт из Лондона.

Удивленно открываю. Внутри лежит еще один конверт, на котором черным маркером выведено «Алисе Смит», и письмо. Просматриваю его в лифте. Письмо написано по-английски, торопливым, еле разборчивым почерком.

Дорогая Алиса!

От вашего агента по недвижимости я узнал, что вы в Европе. Я перебрался в свою лондонскую квартиру, которую раньше вам сдавал. На ваше имя пришло несколько писем, последнее – буквально на прошлой неделе. Я взял на себя смелость переслать их вам.

Надеюсь, что у вас все хорошо, и желаю вам хорошего пребывания в Париже,

Джон Фостер, ваш бывший домовладелец

Захожу в квартиру и кладу конверт на журнальный столик. Дэвид, который лежал на диване, выгибает спину и мяукает, требуя внимания.

– Даже не хочу его открывать, – говорю я, взяв кота на колени.

Дэвид фыркает, демонстрируя свое равнодушие, и я иду налить ему в молока. Потом включаю чайник, жду несколько минут, пока он закипит, и заливаю водой чайный пакетик. Ставлю чашку рядом с конвертом и, закусив губу, принимаюсь гипнотизировать его взглядом. Разорвав договор аренды квартиры в Уэст-Хэмпстеде, я отключила Интернет, электричество, воду и отказалась от пересылки почты.

Можно просто выбросить этот конверт. Жила же я, не зная его содержания. Но вдруг внутри что-то важное? И как одно из писем могло прийти на прошлой неделе, спустя столько времени после переезда? Я не верю ни в случайности, ни в совпадения. Если эти письма попали мне в руки, значит, я должна их прочитать.

Отпиваю чай. Он слишком горячий. Осторожно разрезаю коричневый конверт и вытаскиваю пачку писем. Счет за электричество, рекламное объявление о распродаже в честь Черной пятницы, два или три буклета и белый конверт с надписью «конфиденциально», штамп на котором указывает, что он был отправлен совсем недавно. Что бы ни было внутри, оно безусловно связано с моим прошлым. А прошлое причиняет боль. Прошлое невыносимо. Несмотря на это, открываю конверт. Одной рукой держу чашку, дуя на исходящую паром жидкость, а другой разворачиваю сложенный пополам лист бумаги. Стоит увидеть заголовок, как кровь отливает от лица. Торопливо ставлю чашку на стол. Чай переливается через край и обжигает мою дрожащую руку, но боли я не чувствую. Глаза против воли пробегают по строчкам, и сердце в груди разбивается на тысячу мелких осколков.

Уважаемая госпожа Смит-Ривьер!

Довожу до Вашего сведения, что Долорес Тейлор, Ваш гинеколог из частной клиники королевы Виктории, вышла на пенсию. В дальнейшем прошу обращаться ко мне для получения любой интересующей Вас информации или в случае, если Вы захотите сделать повторную процедуру экстрапорального оплодотворения.

Пользуясь возможностью, хочу напомнить, что эмбрионы, замороженные в частной клинике королевы Виктории 28 марта 2012 года для экстракорпорального оплодотворения, будут уничтожены в соответствии с британским законодательством и нашей политикой хранения 28 марта 2022 года, через десять лет после замораживания.

От имени частной клиники королевы Виктории благодарю Вас за оказанное нам доверие.

С наилучшими пожеланиями,

доктор Тимоти Стоун

Затаив дыхание, перечитываю письмо три раза, потом перед глазами все расплывается от слез, и я начинаю рыдать так сильно, что даже грустное мурлыканье Дэвида, которого я прижимаю к груди, не может меня утешить.

* * *

Отправитель: Анджела Шринивасан

Получатель: Алиса Смит

Дата: 10 октября 2018 года

Тема: Новости

Здравствуй, мое чудо в стране Алисы!

Я нахожу твое письмо несправедливым и даже обидным, поэтому отвечаю сразу, хотя на столе у меня стынет салат из авокадо и семян чиа! Да, я сообщила Саранье кое-какие подробности о твоей жизни, но сделала это не «из желания посплетничать», а чтобы заранее предупредить ее о твоей неприступности.

Париж – самый красивый город в мире, и ты всегда мечтала там жить, но мне больно думать о том, что ты сейчас на другом конце земного шара, совсем одна. Уверена, вы с Сараньей прекрасно поладили, но я знаю тебя уже почти пять лет. Ты боишься привязаться к людям и возводишь барьер между собой и окружающими. Я переживала, что ты не сможешь завести новых друзей. Поэтому хотела убедиться, что у тебя в Париже будет хотя бы один друг, и решила, что лучший способ – рассказать Саранье о твоем прошлом. Не для того, чтобы она прониклась к тебе жалостью, как ты утверждаешь в своем письме, а чтобы поняла причину твоей необщительности. Ты похожа на очень умную книгу: такая же сложная и потрясающая, но чтобы оценить ее по-настоящему, нужно сначала продраться через первые главы.

Да, ты просила никому не рассказывать о том, что с тобой случилось, и за все время нашего знакомства я никому, кроме Эбби, не сказала ни слова. Клянусь. На работе никто не знает. (Кстати, мама Эбби не умерла от ветрянки. Ее и правда просто покусали комары. Но теперь она уверена, что заразилась