В тихом омуте - Виктория Платова

На секунду мне стало обидно – эх ты, дурашка, неужели ты могподумать, что я оставлю тебя?..

А я оставила.

Слезы снова полились у меня из глаз, но теперь к нимдобавилось еще и чувство злости – совершенно необязательно было говоритьВолодьке, что остановился у меня…

“Сам виноват!” – громко сказала я.

И тут же устыдилась нелепости своего предложения. Еслиубийства как-то связаны с этим звонком Туманову… Нет, это полная ерунда, тысовсем зарапортовалась – желеобразный Володька был редким кретином, полнымраздолбаем, но уж никак не крестным отцом. В конце концов, смерть Нимотси ителефонный звонок Туманову могут быть вообще не связаны, и скорее всего несвязаны – эта запись вообще могла не относиться к Володьке, страница былавыбрана наугад. И с другой стороны, если за всем этим стоял он, то почему былоне пристрелить Нимотси в красном “Форде” (прелестная, должно быть, вещь!), апосылать людей на окраину, в Бибирево? Но Нимотси был мертв, и мне не у когобыло спросить, к чему действительно относится эта запись.

Ясным было только одно – его убили как свидетеля. И Веньку –как свидетеля свидетеля. Вот только – просто так или вместо меня?

Я подумала об этом вскользь, а потом задержалась на этоймысли и похолодела.

Пока Нимотси не приехал в Москву, я была невостребованнымперсонажем, я была неопасна. Но он приехал, и вполне логично было предположить,что обо всем рассказал мне или показал (я вспомнила о кассете, которая лежала уменя в рюкзаке). В конце концов, именно я написала несколько сценариев…

Ну и что? Написала и написала. Но в этой ситуации убратьтебя вполне могли не только как случайную свидетельницу, но и как сообщницуНимотси. Возможно, в этой кассете есть что-то такое, чего они боятся. Авозможно – и нет. Возможно, они даже не подозревают о существовании кассеты. Аесли подозревают?

У меня жутко болела голова – эти игры были не по мне, ясно.Быть сообщницей Нимотси меня совсем не грело, я предпочла бы умереть случайнойсвидетельницей, с которой все взятки гладки. Но ты-то уже умерла, и странно,что тебя не пристрелили, а выбросили в окно…

Действительно, странно. Что-то мучило меня, и теперь наконеця поняла – что. В Нимотси разрядили, должно быть, целую обойму, хотя одноговыстрела профессионала было бы достаточно. А то, что работали профессионалы, яне сомневалась – уж слишком подготовленными они были, уж слишком бесшумновыходили через крышу, и даже всегда задраенный чердачный люк оказался открытым,и лифт перестал ходить именно во время убийства, хотя до этого целый месяцработал исправно. Они убили его выстрелами из пистолета, наплевав наконтрольный выстрел в голову, а Веньку выбросили из окна, хотя с тем же успехоммогли убить тоже; во всяком случае, шуму бы было гораздо меньше, а выталкиваятело, которое будет найдено тотчас же, они здорово рисковали.

Риск – благородное дело. И с пистолетом ничего, сукины выдети… При чем здесь пистолет, откуда он всплыл? И откуда я знаю, что это именнопистолет? И почти тотчас же вспомнила – кто-то в толпе сказал:

"И пистолет рядом с ней”.

Вот и все.

В задумчивости я нарисовала мужской профиль и присобачила кнему козырек, а к козырьку – тулью. А на тулью водрузила кокарду нашейдоблестной милиции. Но полковник Зорин, он же дослужившийся до генералаШарапов, получился у меня неважнец.

Я перевернулась на спину – ее покалывал жесткий ворс ковра –и закинула руки за голову. Ну, с товарищем Шараповым, он же полковник Зорин,проблем не будет вообще, для них картина предельно ясна: двоелюбовничков-маргиналов, а-ля Ромео и Джульетта, Лейла и Меджнун, Бонни и Клайд,страшно поцапались с утра пораньше – уж неизвестно по какой причине, – она егопристрелила, а потом сама выбросилась из окна… Очень правдоподобно, включаянаркотики и филиал химической лаборатории, который Нимотси устроил на моейдевственной кухне всего лишь за ночь. А если прибавить сюда полностьюуничтоженную посуду…

Именно так подумали бы унылые типы из районного отделениямилиции, у них и без дешевой бытовухи забот полно. А подумав, закрыли дело.

И никаких проблем. Так что со стороны районного отделения яв полной безопасности.

"Ни фига не в безопасности, – вылез вдруг Иван, –свеженькая, выбросившаяся с девятого этажа покойница встала, отряхнулась иотправилась в банк получать денежки. Сняла всю сумму и глазом не моргнула, хотяимела право только на половину”.

"Не думаю, что какой-нибудь занюханный следователишка,обремененный тремя детьми и маленькой зарплатой, может даже представить себе,что у меня есть счет в банке”, – огрызнулась я.

"Он-то нет, а вот журналист Фарик, с которым вынеоднократно катались в этот банк, – наверняка, – не унимался Иван. – Он сразупрощелкает, что мертвая ты – это вовсе не ты. А уж у твоей ненормальной подругиэтот Фарик наверняка исследовал каждый сантиметр тела…"

"Давай-ка без пошлостей”, – поморщилась я.

"Если без пошлостей – то как раз сейчас он наверняка неспит и голову ломает – зачем ты это сделала? Может, из-за двенадцати тысяч? Нов любом случае – тебе каюк”.

"Точно-точно, это как два пальца об асфальт, – встрялНимотси. – И получишь ты пулю в плоскую грудь от этого отморозка, как его-тобишь зовут… Марик, что ли?.. Сомнительное имя. А пуля – вещь неприятная, ужповерь моему жизненному опыту. И они тебя достанут, ангелы мщения легко этоделают. Достанут из-под земли и порешат”.

"Не хотелось бы тебя огорчать, но вполне может быть”, –грустно сказала Венька.

"Но я же ни в чем не виновата”, – попробовалаоправдаться я.

"Что ж не осталась? Кто побежал – тот и виноват, –пожурил меня Иван. – Но если уж побежала, то беги дальше, пока хватит сил”.

"Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!” – не кместу пропел Нимотси.

"Заткнитесь, умники”, – мысленно ругнулась я,перевернула страницу альбома и разграфила ее на три равные части.

В первой поставила знак, означавший вполне невинныеслучайные связи, но в моем случае – людей, которые убили Нимотси.

Во второй продублировала изображение так понравившейся мнемилицейской фуражки.

В третьей просто написала ФАРИК и МАРИК.

И спустя некоторое время страница выглядела так:

Итак, я обвиняюсь сразу по трем статьям, тремя разнымитворческими коллективами. Апеллировать было не к кому, разве что кполумифическому Интерполу, если Нимотси не соврал. Но и ему нужна была не я, акакие-то доказательства, которых у меня не было.

Натасканная Венькой и тертым калачом криминальнымжурналистом Фариком, я преодолела малодушное сопротивление и выбрала наихудшиеварианты во всех трех позициях, – и только потом подвела черту. Финал моихразмышлений выглядел скупо и составил только два слова: “Делай ноги”.