В тихом омуте - Виктория Платова

Да, именно так. В Африку бегом.

Ничего другого не остается. Или остается?

Если поискать, то у Гулиных детей наверняка можно найтиальбомы с чистыми страницами и прикинуть какую-то схему.

Как только я решила довериться бумаге, все стало на своиместа и я сразу успокоилась – бумага никогда меня не подводила. И многиевопросы решались сами собой. Это касалось сценариев, но, возможно, поможет мнесейчас. Нужно только выстроить несколько сюжетных линий – мою, Веньки иНимотси.

Было еще одно серьезное ответвление, связанное с увиденнымимною в квартире людьми, но просчитать его с наскока было невозможно, да и насегодняшнюю ночь не нужно.

Не нужно. А может, и вообще ничего не нужно? На менянавалилась апатия – так было всегда, когда нужно было принимать хоть какое-то,мало-мальски серьезное решение.

И впервые в жизни я этой апатии воспротивилась, крепкотряхнула головой – хватит, карапузики, кончились танцы!..

Я нашла альбом с уморительным слоненком на обложке – вАфрику бегом, в Африку бегом, – достала ручку и на чистой странице вывелакаллиграфическим почерком засидевшейся в девицах библиотекарши – “НИМОТСИ”.Потом подумала секунду и провела стрелку – “МЫШЬ”. Дальше дело не пошло – вмоем бедном мозгу всплыла утренняя картина: Нимотси в луже крови и Венька сраскинутыми руками.

Чтобы избавиться от наваждения, я тихонько замычала нечтопохожее на начальные такты “Интернационала”, в том месте, где “никто не дастнам избавленья” – и прямо под своим именем, написала “ВЕНЬКА”.

А потом обвела полученную конфигурацию кружком Венька и Мышьстояли одним персонажем – Шерочка с Машерочкой, Маша и Даша Кривошляповы, самыелегендарные советско-сиамские близнецы, Тяни-толкай. Эти двое, кто бы они нибыли, приняли ее за меня… Наверное, и Нимотси, прежде чем получить пули вгрудь, тоже принял ее за меня, а она не стала его разочаровывать, это былочастью ее игры, частью жизни, которой она жила после встречи со мной. Нет, этовсе чушь, детский лепет на лужайке, тем двоим было простительно принять ее заменя – но мой старый дружок, спавший со мной в одной постели, он-то вряд ли могспутать нас, разве что совсем обдолбался своим кайфом… Я вдруг ощутила жгучеежелание оказаться там за несколько секунд до развязки.

Возможно, им нужен был только Нимотси, Венька оказаласьпросто свидетельницей, чей ключ не вовремя повернулся в замке, – вот это ужебыло ближе к истине, и я немножко успокоилась – если вообще можно былоуспокоиться в моей ситуации.

Но тогда – если им был нужен несчастный наркоман, – тогдався его путаная история оказывалась правдой Я сжала виски.

Черт, черт, черт, если это правда – значит, за этим стоятдовольно серьезные люди, и трудно поверить, что они выпустили его – сначала сэтой адской съемочной площадки, а потом вообще из страны. Трудно поверить, чтовконец исколотый недотепа обвел их вокруг пальца – вот так, за здорово живешь.Вначале это действительно было случайностью – то, что он выжил и вовремяубрался со сцены, но потом? Вряд ли они отслеживали его от Греции до Москвы,много чести… “Он меня в Румынию отправил, а там из Констанцы в Одессу”, –вспомнила я слова Нимотси. Скорее всего там они потеряли его, а здесь нашли.

Но как?

Мне не хватало информации, мне катастрофически не хваталоинформации – и тогда я вспомнила о блокноте Нимотси.

Но когда я открыла его, дрожа от нетерпения, то поняла, чтопрочесть его с лету – дохлый номер. Нимотси никогда не отличался хорошимпочерком, а героин и психологический стресс доконали его: буквы и строчкиналезали друг на друга, заваливались вбок, принимали чудовищные конфигурации.Для того чтобы разобрать хотя бы страницу, потребуется не один день А этих днейу меня в запасе не было.

Итак, Нимотси влип в историю, в которой убивали людей, иделали это с размахом, и вкладывали в это большие деньги. Он оказался ненужными, возможно, единственным свидетелем, и поэтому его убрали.

Я попыталась поставить себя на место этих людей – такую лисильную опасность представлял Нимотси? Он был законченным наркоманом, ясно, ивряд ли его словам можно было доверять: с таким же успехом можно доверятьгорячечному бреду. Он был не опасен сам по себе, но… Но вполне мог статьопасным как звено в цепи, как штрих в уже сложившейся картине – недаром онговорил, что их туманной деятельностью заинтересовался Интерпол.

Я представила Нимотси – маленького, жалкого, зажатогожерновами двух каких-то очень серьезных сообществ: можно было прожить десятокжизней, а таких, как мою, – и сотню – и никогда с этим не столкнуться…

Но он все-таки добрался до Москвы и сразу же отправился комне. Он никуда больше не заезжал – и даже удивительно, что грязного и явнообколотого человека не остановил ни один из нарядов милиции, постоянно околачивающихсявозле метро. Он никому не звонил, да и звонить особенно было некому.

Стоп. Стоп-стоп.

Если ты думаешь, что им не было смысла вести его все этовремя – а это похоже на правду, значит, они как-то пронюхали, что он всплыл вМоскве… Его засветили. А может, он засветился сам?

От напряжения я сжала виски. Утром я проснулась позже его, апотом вообще ушла на два часа. Значит, что-то произошло за эти два часа. Илираньше?

Я снова открыла блокнот Нимотси – в самом конце его былателефонная книжка с номерами, почти пустая. А почти все имена, которые тамбыли, ничего не говорили мне – очень мало московских, в основном алма-атинскиеи семипалатинские; несколько душанбинских (Нимотси был из Душанбе). Было ещепару записей чужим почерком, из которых я поняла только “Греция” и “Афины”, –видимо, спасший его сентиментальный грек все-таки существовал. Еще несколькоинтернациональных адресов – румынских, польских и югославских; все имена –девичьи. Я улыбнулась – решил-таки приударить на старости лет…

И увидела мой собственный новый телефон и новый адрес,записанный наспех – видимо, вчера, у профессорской вдовы. Он был написаногрызком карандаша, тем самым, с которым вчера вечером носился Нимотси.

Я перевернула еще несколько страниц и вдруг наткнулась наеще один бледный след карандаша. Только две записи в книжке были сделаныкарандашом – мой телефон и эта: “кинотеатр “Форум”, 5 часов, красный “Форд”.Это было написано на телефоне Володьки Туманова. Но и без этого я знала, чтоВолодька живет где-то на Колхозной.

Запись сделана вчера или сегодня, никаких сомнений. Значит,он назначил встречу, вот только состоялась она или только должна быласостояться? Вряд ли, приехав в Москву, он объявился бы у Туманова – они никогдане были друзьями, а если еще и вспомнить, что он вчера говорил о Володьке…Теперь-то мне стали ясны невнятные угрозы Нимотси “этой шестерке, этому гаду” –сотрясая воздух в комнате, он обещал достать Туманова и потребовать отступных.Обычная словесная пурга, которой я не придала значения. Значит, он действительнорешил мелко шантажировать добродушного Володьку, значит, он не надеялся наменя, мой бедный запуганный друг…