Знак розы - Лейла Мичем

— Неслыханная самоуверенность! — фыркнула Мэри, находя в себе силы высвободиться из сладкого плена его объятий. — А что будет, если я не изменю своего мнения о нашем будущем?

— Изменишь. — Перси улыбнулся, но в его улыбке не было самодовольства Ричарда Бентвуда. Нет, в ней ощущалась спокойная и непоколебимая уверенность в том, что он знает ее.

— Забудь об этом, Перси Уорик. Этого никогда не случится. — Мэри огляделась в поисках шляпки и обнаружила, что та отлетела в поле и ею смачно закусывает какая-то корова.

— Это случится непременно, — ответил Перси, заводя мотор.

Когда они вновь выехали на дорогу, Мэри не могла заставить себя взглянуть на своего спутника. В ее окружении появился новый враг, гораздо более коварный, чем хлопковый долгоносик, более опасный, чем град, наводнение или засуха. Теперь Мэри понимала, что скрывалось за странной враждебностью, которую она испытывала к Перси на протяжении последних лет. Он смог заставить ее полюбить себя. Он смог подчинить ее своей воле.

Поженившись, они объединят свои владения, и лесная империя Уорика распространится и на Сомерсет. Их дети будут воспитываться Уориков, и род Толиверов прервется. Майлз не был Толивером. Он был сыном своей матери, слабовольный мечтатель-фантазер. Она, Мэри, осталась единственным представителем клана Толиверов. У нее будут сыновья, которые продолжат их род, но только в том случае, если она выйдет замуж за человека, разделяющего се взгляды. А Перси Уорик таким человеком не был.

— Нам обоим пойдет только на пользу, — сказала Мэри, глядя перед собой, — если мы постараемся больше не оказываться в такой ситуации.

— Я не могу ничего обещать, Цыганочка, — отозвался Перси.

Возле своего дома она вежливо протянула ему руку.

— Спасибо, что встретил меня. Тебе незачем входить внутрь.

Перси проигнорировал протянутую руку и обнял Мэри за талию.

— Не волнуйся раньше времени о том, что мы с тобой обсуждали. Это может подождать до моего возвращения.

Она запрокинула голову и взглянула ему прямо в глаза.

— Я от всего сердца хочу, чтобы ты вернулся, Перси, но не ко мне.

— Это должна быть ты. Это просто не может быть другая женщина. И пожалей Майлза. Весь год он чувствовал себя гончей, которую преследует волчья стая. Если он что-нибудь и понял, так это то, что не рожден быть фермером. Он все испортил, на что ты ему непременно укажешь, но по крайней мере старался, как мог.

Мэри кивнула.

— Хорошая девочка, — сказал Перси и привлек ее к себе, чтобы бережно поцеловать в губы. Она напряглась, не поддаваясь страсти, чем, должно быть, выдала себя, поскольку он с изумлением взглянул на нее. — Еще увидимся, — бросил Перси на прощание и сбежал по ступенькам.

За спиной у Мэри распахнулась дверь и раздалось восторженное кудахтанье Сасси, но прошло еще несколько долгих мгновений, прежде чем она смогла оторвать взгляд от Перси, уверенно шагающего к «пирс-эрроу».

Хоубаткер, октябрь 1919 года

Поезд опаздывал. В сотый, наверно, раз за последние несколько минут Мэри посмотрела на часы, приколотые к лацкану ее старомодного костюма из темно-зеленой саржи, и вновь устремила взгляд на пустые рельсы.

— Скорее всего, состав задержался в Атланте, — предположил Джереми Уорик.

Их было четверо - Джереми, Беатриса, Абель ДюМонт и Мэри - посреди большой толпы, пришедшей на вокзал, чтобы приветствовать «мальчиков», возвращавшихся домой с войны. Здесь же выстроился и школьный оркестр, готовый грянуть «Звезды и полосы навсегда»[7]в то самое мгновение, как первая фигура в военной форме сойдет на перрон. Над входом в вокзал висел плакат с броской надписью «Добро пожаловать домой, герои Хоубаткера!», а еще один такой же красовался над аркой площади Правосудия, где на вторую половину дня был назначен торжественный парад.

Война закончилась почти год назад, но только не для Майлза, Олли и Перси. Как и тысячам других солдат и офицеров, им пришлось задержаться во Франции.

Целым и невредимым домой возвращался только Перси. В самом конце войны Майлз попал под массированную газовую атаку, и, чтобы не оставлять его одного, капитаны Уорик и ДюМонт вызвались задержаться после перемирия. Вскоре после Рождества Олли был ранен и едва не лишился ноги.

Это были долгие двадцать шесть месяцев. Военные годы выдались нелегкими. Газеты пестрели очерками о невыносимых тяготах, выпавших на долю солдат, а потом и об эпидемии испанки, уносившей по тысяче жизней каждую неделю. Впрочем, сообщения об окончании войны не принесли долгожданной радости. Было очень много раненых, пребывающих в критическом состоянии. Их переводили из полевых госпиталей в эвакуационные центры, где не хватало медикаментов и должного ухода.

Почта работала из рук вон плохо. Тоненький ручеек писем, струившийся из-за океана, почти совсем пересох, в посланиях содержались жалобы на отвратительное почтовое обслуживание, солдатские семьи - которые делились полученными письмами друг с другом - видели между бодрых строк стоны одиночества.

Беатриса Уорик, будучи не в состоянии отказать Люси, позволила и ей просматривать письма сына. К этому времени та уже работала преподавателем в школе Мэри Хардин-Бейлор и частенько наведывалась на Хьюстон-авеню, сумела втереться в доверие к Уорикам и напропалую пользовалась их вынужденным гостеприимством.

«Естественно, она явилась и сегодня», — с привычным раздражением подумала Мэри. Похудевшая и принарядившаяся и короткое, облегающее фигуру сиреневое платье, которое шло ей, Люси отошла в сторонку, чтобы взглянуть на свое отражение и оконных стеклах здания вокзала. Боже, как же этой настырной девице удалось оказаться там, где она пребывала сейчас? От поварихи Уориков Мэри слышала, что Беатриса не знала, как избавиться от напасти в лице Люси.

Сегодня утром, когда родители Перси заехали за Мэри на новом сверкающем «паккарде», Люси, прихорашивавшаяся на заднем сиденье, буквально засияла от восторга, заметив, что Мэри надела старый костюм из зеленой саржи.

— Ты выглядишь чудесно! — защебетала она, когда Мэри приподняла вышедшую из моды длинную юбку, чтобы сесть в салон автомобиля. — Подумать только, прошло уже столько лет, а этот наряд до сих пор тебе идет!

— И Перси такого же мнения, — растягивая слова, заметила Беатриса. — Как это предусмотрительно с твоей стороны, крошка Мэри, надеть что-нибудь такое, что вызовет у него приятные воспоминания. Особенно сейчас, когда многое изменилось.

Люси подавленно умолкла, и ее надутые губы и хмурое выражение лица подсказали Мэри, что подруга отдает себе отчет в том, что ее только что поставили на место. Мэри ощутила прилив благодарности к Беатрисе Уорик. Мать Перси никому не позволяла унижать своих добрых знакомых, людей ее круга, особенно чужеродной выскочке, планы которой в отношении ее сына не заметил бы только слепой.