Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза

раз сильнее. Оказалось, что поляки, завидя скот, прошли лесом, потом слезли с лошадей, смешались со скотом и, понурим головы, шли между ним мимо наших пикетов, как-будто к водопою. Один из казаков смекнул эту штуку и выстрелил. Иловайский гнал их тогда более двух верст, даже пленных захватил.

Приблизившись к Варшаве, поляки заняли укрепления, а русские и пруссаки расположились кругом. Между шанцами и нашими пикетами ходил неприятельский скот, под небольшим прикрытием. Несколько офицеров «казачьим манером» тихонько подкрались к стаду и отбили более 200 голов.

До чего доходила удаль донцов можно видеть по следующему примеру. 20 июля польская конница сделала нападение на нашу батарею, только что еще устроенную, но пока не вооруженную. Поляков отбили; казаки, как всегда, – вдогонку. В жару погони Денисов занесся так далеко, что попал в середину неприятельской пехоты. Он уже поднял ногу, хотел слезать, считая себя в плену, только слышит из-за фронта знакомые голоса: «Батюшка! Не бойся: мы здесь!». Тогда Денисов круто повернул лошадь, вырвался из каре и встретил около 20 человек своего полка казаков. Вместе с ними он ускакал на виду изумленных поляков, пославших вдогонку с десяток шальных пуль.

Дело объяснилось после: майор Грузинов поскакал вслед за Денисовым и каким-то чудом выручил пылкого начальника.

В начале сентября король прусский, соскучив осадой, отошел от Варшавы, после чего и русские войска, под начальством генерала Ферзена, потянулись левым берегом Вислы. Во что бы то ни стало, надо было перейти на эту сторону, потому что навстречу наступал уже Суворов; но поляки, идя правым берегом, зорко следили за каждым нашим шагом. И тут выручили казаки. По приказанию Ферзена часть донцов с конно-егерским полком ушла вперед, к Пулавам, как будто приготовить переправу, а в это время весь остальной корпус собрался ниже, у Koзенницы. Пока вязали плоты, пока сгоняли с окрестных деревень лодки, поляки насыпали на другом берегу батарею. Наконец, все готово, заговорили пушки. После канонады с обеих сторон Иван Карпов и Серебряков получили приказание переправить свои полки против польской батареи. Казаки сняли с себя мундиры, расседлали лошадей и, выскочив из лесу, с одними лишь пиками, ринулись прямо в Вислу. Поляки так оробели, что покинули все пушки и бежали. После этого корпус Ферзена переправился без всякой помехи. Казаки уже успели разведать правый берег и узнать, что неподалеку от места переправы, на болотистой равнине, окруженной лесами, стоит готовый к битве целый польский корпус. Это был сам Косцюшко. Его позиция была прикрыта с фронта окопами, справа – лесами, а левый фланг оставался открыт.

Вечером 27 сентября генерал Денисов с отрядом пехоты, с 10 эскадронами конницы и всеми казачьими полками, при 8 пушках, двинулся в обход левого фланга, через леса. Сам Ферзен с остальными войсками выступил в полночь к Мацеевицам прямо через болота. На рассвете наши перестроились в боевой порядок и двинулись, подавая правый фланг вперед. Поляки отбили первый натиск и перешли в наступление. Тогда Ферзен выдвинул 14 батальонов грозной русской пехоты. Без выстрела она бросилась на окопы, быстро ими овладела, и уже после того никакая картечь не могла ее оттуда выбить. Поляки отошли на полверсты, устроились снова, но в это время у них на левом фланге появился Денисов. Два казачьих полка понеслись вправо, а конно-егерский, со своим седым командиром Вульфом, забрал влево. Те и другие, как бы соревнуясь, врубились в ряды неприятельской пехоты, растоптали ее, уничтожили, и лишь одни артиллеристы, совершенно покинутые, продолжали поворачивать свои пушки, поражая нас картечью; наконец, и артиллерия смолкла. Тогда сам Косцюшко, став на челе своей конницы, пытался остановить победное движение русских. Напрасно: польская пехота бросала оружие, конница спасалась бегством, и последнему защитнику некогда воинственной Польши оставалось то же самое – уходить. Он ускакал в сопровождении десятка улан. По его следам пустились Харьковского полка корнет Лисенко, Елисаветградского – корнет Смородский да два казака, Лосев и Топилин. Своей тяжелой рукой Лисенко один зарубил пять улан, остальные разбежались. Вихрем неслись кони. Покинув дорогу, Косцюшко взял влево, за прясла, но тут конь его споткнулся и упал. Казаки дали ему два удара пикой; Лисенко хватил по голове саблей, после чего сейчас же его признал: «Это Косцюшко?» – «Я Косцюшко, воды!». Один из казаков побежал за водой, но пока ее принес, польский вождь впал в беспамятство. Тогда казаки сделали из пик носилки и бережно его понесли. Рассказывали, что Косцюшко, очнувшись, пожелал видеть виновника своего плена. Когда предстал пред ним исполинской силы богатырь-корнет, Косцюшко пожал ему руку и успокоился.

Суворов, узнавши о его плене, воскликнул: «Слава Богу! Косцюшко взят, и Польша наша!». Действительно, в сражении под Мацеевицами, которое русские ветераны прозвали «резаниной», лучшие польские войска потеряли всю артиллерию, обоз, 6 тысяч убитых; кроме того, остались в плену Сераковский, Княжевич, Коссинский, около 200 офицеров и 2 тысячи солдат. Уцелели лишь небольшие отряды Вавржецкого да Понинского, того самого, который защищал переправу через Вислу. Они спасались теперь в Варшаве. За ее окопами поляки надеялись удержаться, затянуть войну, а там – что Бог пошлет. Но этим они могли только тешить себя, того не подозревая, что наступали последние дни существования Польши. Суворов спешил прикончить мятеж; сподвижники его славных походов, украшенные крестами за Кинбурн, Рымник, Очаков, Измаил, – несли на штыках грозную месть за гибель своих братьев, истребленных на улицах Варшавы. Шибко шли они от турецкой границы, по-суворовски; сам генерал ехал весь путь до Варшавы верхом: за несколько верст впереди, по обыкновению, рысили казаки, под начальством Исаева. В начале похода их было всего 2 1/2 сотни, но потом, с присоединением всех остальных отрядов, число казаков возросло до 2 1/2 тысяч. Они срывали польские разъезды, открывали расположение и силы неприятеля, наконец, вместе с прочими войсками, участвовали в кровавом штурме Праги.

С высоты трона великая Императрица заботливо следила в продолжение своего долгого и славного правления за подвигами донцов на отдаленных окраинах русской земли. Она благоволила к донскому войску, ценила его вековую верность, почитала его доблести, что видно из ее собственных слов: «Войско донское бесстрашно ходило на приступы и опровергало превосходные силы неприятеля в польских сражениях».

В 1793 году войску пожалована Высочайшая грамота, в которой подтверждались его права на вечное владение принадлежащими ему землями. Депутаты от войска удостоились получать эту грамоту из собственных рук Государыни, вместе с картой войсковых земель и хлебом-солью. На обратном пути депутатов чествовали по старинным обычаям. На границе войска их ждал почетный караул;