Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза

Наполеон обладал тем великим даром полководца, что умел всегда упредить противника; пока тот соберется с силами, пока придумает с чего начать, уж он окружен французскими войсками и, волей-неволей, должен принять бой. Так же случалось и с нашими союзниками: когда они являлись к нам на помощь, они уже были разбиты, и вся тяжесть войны падала на русских. Последний раз дело стояло еще хуже, потому что Наполеон раскатал пруссаков в один и тот же день в двух сражениях и занял их столицу, Берлин. Пруссия очутилась в самом беспомощном положении; из-за нее приходилось на свой страх начинать новую войну.

Соблюдая осторожность, наша армия то наступала к Висле, то отходила к своим границам, смотря по обстоятельствам, причем случались мелкие схватки, бывали и жестокие бои, когда обе стороны сходились всеми силами. В этой войне казаки, которых считалось 13 полков, имели много случаев показать, на что они способны.

В конце января 1807 года, среди зимы, на покрытых снегом полях, возле прусского городка Прейсиш-Эйлау происходила кровопролитная битва, которую можно уподобить разве только Бородинской: без малого 50 тысяч убитых и раненых устлали место двухдневного побоища. Сражение кончилось в ничью, но Наполеон, чтобы показать, что он взял вверх, простоял на месте 9 дней, после чего также отступил. Отступление его войск совершалось так торопливо и в таком беспорядке, что по следам армии валялись раненые, умирающие, торчали фуры, повозки, даже попадались пушки.

Казаки, под начальством Платова, шли по пятам французов, не давая им отдыха ни на бивуаках, ни на квартирах. Французская конница до того обессилела, что перестала выезжать на аванпосты, почему нашему авангарду всегда приходилось иметь дело с пехотой. В первых числах февраля Платов выгнал французов из Прейсиш-Эйлау, при чем освободил из плена более тысячи русских; кроме того, в продолжение месяца казаки сами нахватали в мелких схватках 2200 французов, в том числе до 40 офицеров. Французы во время зимней стоянки умаялись больше, чем за время походов. Донцы, как шмели, кружились вокруг деревень, срывали пикеты, хватали пленных, отбивали продовольствие и этой малой войной держали неприятеля в вечной тревоге. Французская пехота в самое ненастное время проводила дни и ночи на бивуаках в ожидании казаков. С этого времени за Платовым утвердилась слава лихого атамана, слава, которую он сохранил до конца своей боевой жизни.

С началом весны набеги казаков становятся все чаще и чаще; они проникают вглубь квартирного расположения французской армии, тревожат главные квартиры ее маршалов. Однажды Платов переправился через речку Омулей и послал три полка под начальством Карпова 1-го – вправо, 4 полка с Иловайским – влево, а сам двигался посередине, чтобы, смотря по надобности, поддержать того или другого. Казаки Карпова встретили неприятеля в двух колоннах; одну разогнали, а другая отбилась от них пушками. Иловайский наткнулся на конницу; тут был старый уланский полк Домбровского и еще 15 эскадронов сборных. Казаки притворным отступлением завлекли их подальше от пехоты, построили лаву и живо охватили оба фланга. После короткой схватки французы повернули назад; казаки – за ними и гнали их, на глазах своего атамана, больше шести верст. Пленные так были напуганы, что полковник граф Стаховский упал в ноги Иловайскому с просьбой о пощаде. При всяком удобном случае казаки пускали в ход свои обычные сноровки. В ночь на 14-е мая Г.М. Иловайский 4-й отрядил сотню казаков с приказанием залечь им в лесу, а утром выслал 30 человек к Альтен-Кирхен выманить французов. Как ни задирали казаки, конница не поддалась; вместо того выступила пехота «в большом числе», за которой следовало конное прикрытие. Казаки искусно завели пехоту на свою засаду. Подполковник Белогородцев выскочил из леса, ударил всей сотней неприятелю во фланг: французы разбежались, 40 человек осталось в плену. Дня через три после этого есаул Болдырев с небольшим отрядом подполз к самым бивуакам: сделавши залп, казаки уложили человек 20 и ускакали в лес. Пока французы опомнились, их и след простыл.

Любопытна первая встреча казаков с французскими кирасирами, или, как их называл Наполеон, «железными людьми». Это случилось в сражении под городом Гейльсбергом, где наша армия отбивалась целый день в своих окопах; казаки, но обыкновению, тревожили тыл и фланг французов. Денисову пришлось стоять с бригадой за болотистым ручьем. Он уже сделал пять атак и теперь приводил в порядок расстроенные сотни.

– Латники! Латники! – заговорили вдруг казаки, завидя на том берегу два эскадрона «железных людей». Кирасиры перешли ручей и врассыпную атаковали донцов. Первый удар был жесток, казаки подались, но так же скоро оправились, окружили латников и стали колоть их пиками. Однако наконечники гнулись, ломались; кирасиры секли донцов своими тяжелыми палашами, удар за ударом, точно топорами.

Казацкая сметка и тут взяла верх: «Колпаки долой!» – крикнул кто-то в свалке, и казаки начали сбивать им шишаки, после чего смело били по головам и вышибали из седел. Кирасиры, «растеряв головы», опрометью пустились назад, но из двух эскадронов едва ли ушла одна треть. Казацкой удали не было границ, что можно подтвердить еще одним примером. Войсковой старшина Ефремов налетел среди бела дня на французского майора, который имел неосторожность отъехать от своего батальона и стоял в стороне, о чем-то задумавшись. В один миг он лишился сабли, его лошадь подхвачена за повод, и он скачет, сам не зная куда, неведомо с кем. Долго майор не мог понять, как это он, не покидая батальона, очутился в плену?

Под Гейльсбергом наши отбились от французов, но спустя несколько дней были разбиты под Фридландом. 36 французских орудий подъехали сначала на 600 шагов, потом придвинулись на полтораста и открыли такой губительный огонь, что наша артиллерия умолкла, 1-я линия дрогнула, из 2-й линии бросились полки лейб-Егерский, Измайловский и Конногвардейский, но с места были расстроены. Измайловцы потеряли в несколько минут 400 человек, имея-то всего 500. Напрасно Багратион, Раевский, Багговут, Марков, Ермолов, наши лучшие генералы, пытались водворить порядок в той ужасной тесноте, в какой очутились русские боевые линии. Князь Багратион обнажил даже свою шпагу, что делал он чрезвычайно редко; напрасно он ободрял Московский Гренадерский полк, остатки которого окружили его лошадь. Он напоминал Италию, походы, славные битвы – нет, ничего не помогало: французские колонны валили вперед с криками: «Да здравствует император!». Тогда князь Багратион начал переправлять войско на левый берег Алле, мосты уже были объяты пламенем. Наши потеряли под Фридландом 15 тысяч и десятка полтора орудий.

Война была кончена, русские отступали к Неману.