Насильно твоя - Мария Устинова

Он выжал газ, и мы влились в автомобильный поток.

Оказалось, я почти не дышала. Но стоило преодолеть ворота, как я выдохнула. Адреналин уходил, оставляя после себя мои истерзанные останки. Я съежилась на сидении, ничего не видя перед собой.

Это все неправильно. Я закрыла глаза. Неправильно!

Я думала, когда выйду отсюда, все будет по-другому. Но мир не заметил того, что со мной произошло. С ним ничего не случилось, жизнь двигалась дальше. Это я осталась на обочине.

Эмиль свернул с главной дороги куда-то в темноту.

Мы удалялись от города, и я не знала куда. Скажу правду: мне было наплевать, куда он меня везет. Я старалась ни о чем не думать. Если следить за мыслями, то это почти не больно. Главное, не думать.

«Мерседес» сбросил скорость, на последнем дыхании прополз последние метры, будто Эмиль отпустил педаль газа, и остановился на обочине. Пустынная дорога была проселочной, ее окружали деревья. Самая глушь.

Я плотнее закуталась в халат и опустила голову, уставившись на свои разбитые колени.

Эмиль молчал, и я боялась на него смотреть.

С пустым лицом Эмиль смотрел на черный горизонт.

Я вела себя тихо. Очень тихо, не обращая внимание на боль во всем теле и, особенно — между ног, которая не думала стихать. Искоса смотрела в безумный профиль с крепко сжатыми губами… Профиль моего мужа.

Я не испытывала отчетливого страха — чувства стали неопределенными. Но горло сжималось так, что дышать было трудно.

Эмиль закрыл глаза, прижал пальцы к векам.

Он качался — почти незаметно, но я уловила эти движения взад-вперед. А затем неожиданно заорал и ударил по рулю. «Мерседес» коротко просигналил, мигнули фары — он задел органы управления.

Я совсем перестала дышать и сжалась у дверцы.

Краем глаза я видела, как Эмиля охватывает дрожь. Он стремительно выбрался из машины и ушел вперед. Теперь он стоял перед капотом спиной ко мне, залитый светом фар, который выбелил его мятую сорочку, бурую от пятен крови.

В свете фар Эмиль выглядел нереальным.

Он снова заорал. Сорванным голосом выплевывал ругательства в пустоту. Бросился на капот, проминая его ударами кулаков. Ударил снова, и пальцы заскрипели по гладкой поверхности, словно он собирался рвать металл руками.

Эмиль резко поднял голову и увидел, что я слежу за ним через лобовое стекло.

Слава богу, он замолк. Только тяжело дышал и смотрел исподлобья, не мигая.

Оскаленный рот, искаженное лицо, обезображенное кровью и ожогами — он даже не похож на человека. Монстр. Эмиль с такой ненавистью смотрел на меня, что я не могла пошевелиться от страха.

Мы на пустынной дороге, и этот мужчина в ярости.

Знаю, он умеет убивать. А я принадлежу ему: не как женщина или даже рабыня. Меня бы не было в живых, если бы Эмиль не взял меня в жены. Ему принадлежала моя жизнь.

Он сгорбился над капотом, не зная, на что еще кинуться, чтобы побороть то, что его мучит. Но здесь только я.

— Не надо, — одними губами выдохнула я, когда он обошел машину.

Он вытащит меня наружу! Пристрелит и бросит труп на обочине…

Пистолет у него забрали. И такой ценой увозить меня, чтобы убить сейчас, смысла нет. Но эта картина стояла перед глазами, когда Эмиль, разъяренный и собранный, нырнул в открытый салон и уставился на меня пронзительно-тяжелым взглядом.

— Не надо, — я заслонилась руками.

Эмиль убрал дрожащие руки, которыми я защищала лицо.

— Опусти руки, — велел он, голос звучал незнакомо. — Не бойся.

Он включил верхний свет в салоне, взял меня за дрожащий подбородок и повернул голову в сторону. Эмиль рассматривал висок.

От страха я слишком часто дышала. Я отключусь, если не успокоюсь… А он изучал мои травмы. Мне хотелось спросить, что там, но я боялась открыть рот.

— Все будет хорошо, — заключил Эмиль, но не отпустил. Пальцы лежали на подбородке, а виска коснулось дыхание, когда он наклонился. — Девочка моя…

Он плавно дотронулся губами до раненого места.

Меня так колотило, что он не мог не заметить. Я закрыла глаза, сглотнула, чувствуя, что снова задыхаюсь.

— Успокойся, — он протянул руку между сиденьями и достал бутылку воды.

Он знает обо мне? Знает?..

Я была уверена, что да: о нашей афере, Лазаре, моей роли… Но Эмиль ведет себя так, словно не знает ни о чем. Я совсем его не понимала.

Он попытался напоить меня.

Приставил горлышко к разбитым губам, помог запрокинуть голову. Пока вода не попала в рот, мне казалось, что я не хочу пить, а теперь не могла остановиться. Все глотала и глотала, осознав, как сухо было во рту.

Даже пить больно.

Он убрал бутылку. Я выпила почти все — да там и было немного.

— Как ты себя чувствуешь? — он изучал меня серыми глазами. — Я не могу отвести тебя к врачу. Но если нужно, я что-нибудь придумаю.

— Эмиль, — прошептала я и тихо заплакала. Я так боялась, что он меня уничтожит за ложь.

Вот бы поцеловать его… Но не моим разбитым ртом. Я гладила впалую щеку кончиками пальцев, как тогда, в клубе. И прошептала прямо в губы слова благодарности:

— Спасибо… Прости. Прости меня…

Он сжал щеки пальцами, словно хотел поцеловать. Но разбитые губы зависли над моим лицом в нескольких сантиметрах. Правая рука сдавила горло. Так сильно, что дыхание перехватило.

— Эмиль… — прохрипела я, не пытаясь сопротивляться.

Не спрашивай его, Дина. Ты знаешь, за что.

Он рассматривал мое лицо, пока не убедился, что я безропотна.

— Делай то, что я тебе говорю, — тихо произнес он. Шепот в салоне показался оглушительным. — Тогда, возможно, я закрою глаза на то, что ты пыталась сделать со своим дружком, сука.

Да, он знает. Это я ни хрена не знаю, что на самом деле происходит.

Эмиль перевел дух, пока меня трясло.

Я приоткрыла рот, собираясь молить о пощаде. Не надо… Я люблю тебя. Меня остановило выражение его лица: не просто злое, а напряженное, словно он сдерживает страшный гнев. Холодные пальцы на горле это подтверждали. Я попыталась сглотнуть.

— Если ты не будешь меня слушаться, я тебя убью.

— Прости… — одними губами прошептала я. — Я не виновата…

Пальцы легли мне на рот и резко сжали. Эмиль хотел, чтобы я замолчала. Я с трудом удержалась, чтобы не начать вырываться. Бесполезно, только хуже сделаю. Я застонала сквозь пальцы, глазами умоляя отпустить.

— Заткнись, — Эмиль, наконец, убрал руку и выпрямился в кресле. — Пристегни ремень.