Соб@чий глюк - Павел Гигаури

То, что у него стояк на мужиков, он этого супруге не сказал, но вроде зажили как друзья. Ей дитя хотелось, а он ни в какую. А тут местный воевода проезжал, то ли случайно получилось, то ли заприметил красоту-бабу, а остановился на ночь в их избе. Муж ейный исчез из избы, а там у воеводы с этой бабой и сладилось. И так этому воеводе эта красавица запала, что он потом долго наведывался, а она родила двоих деток от него. Он ей с детками помогал, мужа куда-то на службу отправил с глаз долой.

– И чем эта любовная история кончилась?

– Царь этого воеводу на дыбу вздернул. Чего-то у них с царем размолвка получилась. А баба эта безбедно остаток жизни прожила, детей вырастила.

– А разбойник кто?

– Горячая голова. Федор Полено – его так прозвали, потому что он одного боярского слугу поленом огрел, да так, что тот дух испустил. Федор в бега, ушел в муромские леса, а там у него целая шайка таких отчаянных собралась, они по всем дорогам промышляли. И никак их поймать не могли. Своих да служивых они не трогали, а все больше заезжих да боярских, их местные побаивались, но уважали. Вдовам да сиротам помогали.

– И что с ним сделалось? – спросил я с душевным трепетом, опасаясь за окончание жизни местного Робин Гуда, к которому я имел определенное отношение.

– А вот однажды взял все и оставил, подался в монастырь. Монахом его сделать было нельзя, так он жил при монастыре простым служкой, грехи свои замаливал. Монахи уважали его за кротость и усердие. Так и умер в монастыре. Говорят, что песня про атамана Кудеяра – это про него, но я не думаю. Имя Кудеяр – персидское, вроде Бахтеяр, а он наш, владимирский.

А еще был, как его звали, Прохор-елда – бабья беда. Про него говорили, что если какая баба его попробует, то отстать от него уже не может. Он был высок, красив, в плечах косая сажень, нес себя, как воевода, говорил веско, спокойно, глаза серые, волос густой, вьющийся – ну никакая баба устоять не могла.

Он, родимый, их тоже любил. Отсюда много у него бед приключалось, то ктой-то из мужей за ним с вилами гоняется, то с рогатиной, то с топором. На кулаках с ним было тяжело, он здоровенный был, и кулак у него, как кувалда.

– И как он кончил свою жизнь? Умер своей смертью или настигли его вилы ревнивого мужа?

– Угомонился он и сам умер. Но не так сразу. Нарвалась на него одна знатная баба в городе, он туда отвозил что-то. У той дворянки муж был никудышный, пьянчужка и картежник, это-то было не так давно, лет двести назад. Так вот, она его заприметила, то да се, и поехало дело.

Он в город зачастил на заработки, местные мужики вздохнули с облегчением, а местные бабы пригорюнились. Он туда все ездил, а эта дворянская особа детей нарожала от него. Дети как бы от пьянчужки-мужа. И вот тут наш красавец-то загрустил: дети-то не его, он к ним отношения не имеет. У него, понятное дело, жена в деревне была, он так к ней сердцем и вернулся, остепенился, детей нарожали кучу. Хотя иногда в город ездил посмотреть на господских детей, которые его чада.

– И не запил? – удивился я.

– Нет. Он мужик сильный был.

– Расскажи еще, – попросил я.

– Эх, миленький, рассказывать тебе истории я могу и целый год, за почти тысячу лет их в твоей семье тьма накопилась, да тебе надо отдохнуть чуть-чуть. Скоро уже светать будет, а тебе в дорогу, да неблизкую. Я тебе могу на прощание сказать, как все заканчивается.

– Как?

– А так. Есть у всех этих предков всего два потомка, брат и сестра, оба видные люди, но деток у них нет, поэтому вся их тысячелетняя линия обрывается. Ты понимаешь, о ком я?

– Понимаю, Дедушка, – отозвался я. – Как-то не складывается ни у меня, ни у Ксении. Ксения стерва, от нее мужики шарахаются, как от Матрены Богатыря. А мне с бабой не повезло, рога мне наставила.

– Ты какой незадачливый! – в голосе домового слышалась ирония, и это меня насторожило. – С Ксенией все понятно, ей ручной мужичок нужен. Спокойный, душевный, не ершистый – и все будет окей.

– Дедушка! Ты откуда слова такие знаешь? – вскрикнул я, удивляясь тому, что продолжаю удивляться и источник моих удивлений никак не иссякнет.

– Это глобализация меня достает, – объяснил свой словарный оборот домовой, – подчас и не такое выскочит, сам диву даюсь, – и продолжил: – Не каждой бабе Соловей-разбойник нужен, особенно если эта баба – Баба-яга.

Среди твоих прапрапрадедов и бабок был такой случай. Давно совсем было. Он был драчун, безбожник, гуляка, за всеми бабами бегал в округе, бит не раз был, короче, его жене был и позор, и обида, правда, детей у них было пятеро. Звали его Егорий Мраль, что это значило и откуда взялось такое прозвище, толком никто не знал, а женка его была Татьяна Гадючка. Народ прозвище просто так не даст, было в ней что-то подколодное.

Так вот, Егорий этот гулял-гулял да догулялся. Опоила его Гадючка однажды зельем сонным, уснул Егорий крепким сном, а проснулся уже без яиц – их эта самая Татьяна серпом отрезала, прежде перевязав мошонку бечевой. И все.

– Вот это да! И что ей за это было? – удивился я, на этот раз темпераменту и колоритности поступков своих дальних предков.

– А ничего не было. Егорий проснулся без яиц. Больно. Поэтому драться не полез. А потом сообразил, что пойдешь воеводе жаловаться – ее, конечно, накажут, скорее всего, до смерти, но ему придется жить евнухом до конца дней своих среди сельчан, которые его не любят за блядство. И уж можешь не сомневаться, что дразниться будут, не жалеючи ни его, ни его детей.

Он подумал-подумал, да и не пошел никуда, а так без яиц и доживал свой век тише воды ниже травы. Так что ты, мой друг любезный, легко отделался, – неожиданно перевел стрелки на меня дедушка. – Ты на женку свою жалуешься, а сам-то каков, изблядовался ведь весь.

Я не ожидал такого наезда и был застигнут врасплох.

– Дедушка, так я же…

– Она баба хорошая, хоть твоей мамаше и не нравится, ей хочется детей, семьи, она тебя любит, – не обращая внимания на мои слова, продолжил домовой.

– Если меня любит, то чего в постель с этим придурком полезла?

– А оттого, что любит, и полезла. Если бы ты ей был по фигу, то она либо ушла бы от тебя, либо жила себе, как и жила. Гуляла бы от тебя, а ты бы ничего и не узнал. А она специально так сделала, чтобы внимание твое привлечь, а дальше пан или пропал!

– Внимание мое она привлекла и получился «пропал», попытка не удалась! – недобро ответил я. – Теперь вопрос времени – развестись официально и все.

– Ишь ты, какой горячий да обидчивый! Сразу развод. Вот раньше разводов не было, и люди ко всему по-другому относились: вот поймал бабу с другим мужиком, ее на конюшне вожжами отодрал, и живут дальше. А куда деваться-то?

– А она ему яйца отрезала и привет! Непонятно, как жить дальше, – в тон Дедушке ответил я. – Уж лучше разводиться.

– Не в том дело, это все крайности. Люди понимали, что надо как-то жить вместе, а для этого надо прощать, – назидательно сказал Дедушка. – Ты должен ее простить!