Папа с прицепом - Алексей Макеев

Крячко перехватил взгляд напарника, едва заметно кивнул и приступил к роли «плохого полицейского».

– А теперь поговорим, – присаживаясь перед Мухамбетовым, проговорил он. – Первое, что тебе придется усвоить, это то, что мы не в Москве. Тут свои правила, и от столичных они отличаются так же сильно, как каша от поноса. Здесь, дружок, курортная зона. Им до твоих проблем дела нет. Получить ордер на твой арест для нас не проблема, из комнаты выходить не потребуется, один звонок, и местный начальник сделает все, что потребуют от него полковники с Петровки. Уголовный кодекс здесь чтут свято. Полицейские, разумеется. Но и у уголовных авторитетов в курортной зоне свои интересы. Им за тебя шмон и облавы терпеть резона нет. Они бабки на этом теряют. Большие бабки. Это ты усекаешь?

Мухамбетов не ответил, но в глазах появилось некое подобие осознания ситуации. Крячко с минуту вглядывался в его лицо, затем продолжил:

– Мы с напарником приехали сюда не для того, чтобы в остроумии с тобой потягаться. Это тебе тоже придется усвоить. Нам нужна информация, и мы ее получим, как бы ты ни сопротивлялся. Сами руки марать не станем, не надейся. Повторюсь: местное начальство сделает все, стоит нам намекнуть. А мы намекнем, не сомневайся. Видишь ли, сроки нас подгоняют, а ты сопротивляешься. Так что прикажешь делать? Мы ведь предлагали по-хорошему, ты отказался. Ведь отказался?

Мухамбетов пока держался, но было видно, что дожать его – вопрос нескольких минут. Крячко встал, подошел к Гурову, сделав вид, что хочет что-то обсудить. Мухамбетов напряг слух, и Стас решил ему подыграть. Стараясь говорить не слишком громко, он задал Гурову вопрос:

– Слушай, может, прямо здесь его?

– А девушка? – задал встречный вопрос Лев.

– Да не проблема. Она ведь малолетка, по этой и пойдет. А уж ее мы научим, что нужно на суде говорить.

– Добро, действуй! – кивнул Лев.

Крячко не успел занять место напротив Мухамбетова, как тот полностью изменил тактику поведения. Растеряв весь апломб, просительным взглядом посмотрел на Крячко и кротким, почти вежливым тоном произнес:

– До меня дошло. Снимайте наручники, говорить буду.

– Э, нет, приятель, ты свой шанс упустил. Теперь у нас на тебя совсем другие планы, – заявил Стас. – Твое признание нам сейчас до фонаря. Определим тебя в СИЗО, там ребятки серьезные. Ты им про девочку свою малолетнюю все выложишь, а попутно и на наши вопросы ответишь. Им раскрываемость – нам информация. Как видишь, все в плюсе. Кроме тебя, правда, но тут ты сам виноват.

– Да погодите вы! – Мухамбетов начал нервничать. – Девка эта никакая не малолетка, на ней пробу ставить негде.

– Одно другому не мешает, – наставительно произнес Крячко. – Попробовали многие – отвечать только тебе. Закон подлости, дружок, на то он и закон, чтобы на ком-то срабатывать.

– Волкова я видел, но к смерти его никакого отношения не имею, – выпалил Мухамбетов. – А видел его, потому что он меня сам вызвал. Честное слово!

– Ну надо же! Этот человек имеет слово. Да еще и честное. Ну не смех ли, Лева? – издевался Крячко. – Мало того, что девочку не портил, так еще и конкурента не убивал. А ведь все указывает на то, что в обоих случаях виновен он. Слышал я, что люди бывают невезучими, но чтобы настолько…

– Погоди, Стас, дай ему сказать, – вступил в игру Гуров. – Может, на этот раз что-то стоящее услышим.

– Да туфту в очередной раз прогонит, – заметил Крячко. – Незачем на него время тратить.

– Я буду говорить правду, – пытался заглянуть в глаза Гурову Мухамбетов. – Скажу все, что знаю про смерть Волкова. Вы проверить сможете, зуб даю.

– Раз зуб, можно и поверить, – рассмеялся Стас. – Подползай поближе, приятель, помогу тебе сидячее положение принять. А за наручники – извиняй, пусть пока на тебе побудут.

Гуров в очередной раз придвинул стул ближе к допрашиваемому и приготовился слушать.

Рассказ Мухамбетова не сильно отличался от того, что опера слышали от Семибратова и Шилова. И все же нюансы были. Махинацию с искусственным повышением цены на лом Мухамбетов подтвердил. Только в отличие от Семибратова идею приписал Якимушкину. Мол, он пришел к нему, Мухамбетову, с деловым предложением. Предложение выглядело сырым, недодуманным, но перспективным. И тут уж Мухамбетов развернулся.

Он доработал детали, он же предложил взять в дело всех остальных. Только Волкова порекомендовал сам Якимушкин. Он же с ним и договариваться должен был да провалил миссию на первом заходе. Волков оказался совершенно невосприимчивым к чужим идеям, а Якимушкин – плохим дипломатом. Короче, дело он испортил. Вернее, чуть не испортил. Пришлось Мухамбетову и здесь поработать. Ему показалось, что с задачей он справился. По крайней мере, Волков обещал подумать.

За день до его смерти Мухамбетов снова встречался с ним в кафе. На этот раз по инициативе самого Волкова. Оказалось, встречу тот назначил не только ему, но всем, кому было известно про план Якимушкина. Зачем он их выцеплял по одному? Да отговорить пытался. К совести взывал, к благоразумию. Пугал штрафными санкциями за нечистую игру и прочую лабуду гнал. Мухамбетов послушал-послушал и на хрен его послал. Что сделали остальные? То же самое – отказали все Волкову. Посоветовали не высовываться, раз уж легкие бабки его не интересуют, на том и разошлись.

В тот же день Мухамбетов уехал в Сочи. Надоело «мульку прогонять», надоело этих чистоплюев обрабатывать. Не срослось и не срослось, он не в обиде. Не выгорело здесь, получится в другом месте. Таков мир бизнеса. Гуров усомнился в том, что Мухамбетов так просто отказался от идеи, и тогда тот заявил, что Волков, мол, аргумент привел железный. Какой? Да объявил, что выход на нужного человека нашел. И имя назвал. Сказал, что про махинации группы Якимушкина тому все выложит, а после этого у них так и так ничего не выгорит. Уж он найдет, каким образом вывести из игры всю четверку.

Имя человека Мухамбетов назвал только после того, как Гуров дал ему честное слово, что при этом человеке о его персоне даже упоминания не будет. Им оказался некий Дмитрий Бородин. Мужчина солидный и возрастом, и положением. Именно ему сдавали свой лом Семибратов, Шилов, Паршин и Волков. Он, Мухамбетов, такой привязанности не имел, сдавать мог куда угодно, лишь бы выгода шла максимальная, а остальные только Бородину. Почему после того, как Бородин узнает про комбинацию, придуманную Якимушкиным, он должен помешать воплотить замысел? Да потому, что от этого замысла его, Бородина, бизнес понесет убытки. А так как Бородин мужик тертый, то не в его правилах спускать такой беспредел. Мухамбетов взвесил все «за» и «против» и умыл руки. Укатил в Сочи и забыл про все планы.

Насчет предостережения по поводу алиби отнекиваться не стал, хотя и не сам операм эту информацию выложил, а только после того, как Гуров ему расклад дал. Да, с Шиловым и Семибратовым насчет того, чтобы почаще на людях бывали, говорил. Только не конкретную ночь называл, а предостерегал в целом. На обозримое будущее. И боялся он не за то, как бы их в смерти Волкова не обвинили, а гнева Бородина опасался. Он не предполагал, что Бородин может на жизнь их покуситься. Репутацию подпортить – это запросто, физию начистить – тоже легко, но чтобы жизни лишить? Нет, об этом Мухамбетов не думал.