Фейри с Арбата. Гамбит - Татьяна Богатырева

– Ага! Настоящее колдовство! Не может быть, чтоб кузнец ваш безо всякого колдовства раскаленное железо руками хватал. И Асгейрова вода на него показала, и память он потерял, потому что колдуны, коли колдовать не могут, вмиг становятся как дети малые.

– Сам он разум потерял, – буркнул Сакс. – Мелет чушь, а ты и веришь.

– Не чушь, я сам видел! – обиделся парнишка. – Дунк прям так и нес котел с похлебкой, с огня снял и нес, а котел-то горячий, я попробовал!

В доказательство парнишка предъявил обожженный палец.

– Вот и говорю, чушь. Раз память потерял от того, что колдовать не может, как же он горячий котел-то взял и не обжегся?

Охотник за спиной фыркнул и тоже влез:

– Ты, сынок, с пятидесяти шагов в оленя не попадешь, а я с сотни белку подстрелю. Тоже, скажешь, колдовство?

– Ой… и верно… – Парнишка задумчиво почесал в затылке, глянул на Сакса, потом на Охотника.

– То-то же, – хмыкнул Охотник. – Смотри, этак сам к мудрым за благословением пойдешь, а потом и в щучью стражу, десятину со своих же драть.

Парнишка аж споткнулся.

– Да я… да никогда… да чтоб мне… – насупился. – И вообще, я в дозоре. Недосуг мне, проходите быстрей.

– Вспомнил, надо же, – удивился Охотник. – Не безнадежен.

Так в лагерь и вошли: впереди Сакс с Охотником, следом отряд, а Половинка отдельно, сам по себе. После обеда – Сакс видел – он шептался со своими. Верно, о молодом да глупом командире. К Мэту тоже подходил, но Мэт его послал в ближнее болото, с лягушками квакать.

Охотник задумчиво глянул на Сакса. Погладил бороду и буркнул:

– Иди-ка ты домой. Посмотри, как отец. Сам видишь, про подвиги и так найдется кому рассказать.

– Да уж найдется. – Сакс оглядел своих бойцов, складывающих добычу на застеленной бревнами площадке посреди лагеря, и помогающих им повстанцев из тех, что либо на отдыхе, либо вовсе не покидают лагеря. – Если что, ты же меня позовешь?

– Позову. Иди.

В последний раз оглянувшись на Половинку, о чем-то шепчущегося со стариком Фианном, Сакс побежал к дому. Не то что к дому – так, – оставшейся от кого-то из погибших бойцов землянке под крышей из дранки и дерна. Надо бы стены еще обшить изнутри деревом, а то отец зимой замерзнет, да и сейчас уже дожди холодные.

Сумка с сыром, яблоками и новой рубахой для отца хлопала по боку. А Сакс, придерживая ее, старался не думать о том, что он будет делать, если отец… нет, оборони Матерь, не мог он…

Он так боялся увидеть пустой дом, что едва не столкнулся с кем-то у собственного порога. Буркнул извинения, поднял взгляд – и подавился.

– Отец?

– Что, сынок, не ожидал? – Крепко обнял, потом отстранил на вытянутую руку. Присмотрелся и снова улыбнулся. – Вижу, с удачей вернулся. Молодцом.

Сам отец выглядел не очень – бледный, постаревший, опирается на палку. Но зато – живой. Живой! И от лихорадки уже ни следа – за неделю!

– Как?! – выдавил Сакс, оглядывая отца с ног до головы.

– Невеста твоя выходила, – отец хлопнул его по плечу. – Хорошая она у тебя. Матери понравится.

Сакс окончательно перестал понимать, что происходит. Огненные змеи, невесты, чудесные исцеления – как-то оно было слишком.

– Я пойду с Охотником поговорю, – понял его по-своему отец. – А ты иди в дом, иди. Небось есть хочешь. Наговоримся еще.

Кивнув, Сакс проводил отца взглядом – как тот, прихрамывая и опираясь на крепкую палку, скрывается между домишками. Про сыр и яблоки вспомнил, да поздно, не орать же было на весь лагерь. Ну и ладно. Раз тут невеста, отец не голодает. Тьфу ты, оборони Матерь, невеста-то откуда?!

На пороге дома задержался, прислушался: там что-то звенело и вкусно пахло. Вздохнул, готовясь с порога объяснить девице, что нет и не было у него никаких невест и не надо ему никого – и откинул закрывающую проем оленью шкуру. Девица стояла у очага и что-то мешала деревянной ложкой в мамином медном котелке. Обернулась, сощурилась от света и неуверенно спросила:

– Эри?..

В первый момент Сакс подумал, что ему уже мерещится от усталости. А в следующий – прижимал ее к себе, искал губами губы и беспорядочно шептал:

– Это ты, правда ты? Лиле, как же… останешься? А Лиле смеялась, и, кажется, плакала, и гладила его по лицу.

– Я так боялась! Тебя не было, когда вернешься – не знают… Я с вами буду ходить, я лечить умею. Ты другой совсем, Эри, сколько меня не было?

Сакс, наконец, поймал ее губы и окончательно поверил, что это не сон. Сон не бывает таким сладким, не пахнет земляникой, дымом и капустой вперемешку.

– Долго, целых два месяца. А с нами опасно. Ты лучше тут лечи, у нас бывает много раненых.

– Нет, с тобой. Я много могу, не только лечить. Пусти, пусти, а то пригорит…

Не пустил, только котелок снял с огня и потянул к лежаку, а она не протестовала, сама забыла про котелок и путалась пальцами в завязках и застежках… Но до лежака они не добрались. Помешал пронзительный визг Фианна – слов Сакс не разобрал, но чтоб так визжать? Совсем старик плох. Лиле тоже напряглась, оставила в покое застежки и прислушалась. Тут визг повторился, а в ответ ему – сердитый бас, да так рявкнул, что твой медведь.

Отстранив Лиле, Сакс бросился на ссору. Лиле – следом. Он мельком подумал, что зря это она, но останавливать не стал.

Рявкал Томас. Навис над стариком, наливаясь дурной кровью, сжимал кулачищи – уже почти как у Дунка!

– …ни на медяк добра от щук не видели! Они с отцом вон чего учинили, из-за них дыхнуть не моги! Правильно Сакс их перебить велел, и десятину – правильно, у наших же отобрали, у тейронцев!..

А старик Фианн, словно не видя кулаков, снова заорал дурниной:

– Отступник он! Колдунов очистить не дал, колдунью привел, беду на всех накликал! Что ж вы, не видите, Асгейр добрый, все видит, своего сына нам послал, а вы его вяза-ать!.. – на последнем слове снова сорвался на визг.

Тут Томас не выдержал, замахнулся. Сакс еле успел подскочить и схватить за руку.

– Оставь старика, он совсем ополоумел, – глядя в красные и безумные Томасовы глаза, выдохнул он.

Остальные пока лишь смотрели – и отец, и Охотник, и остальные повстанцы. Среди них Сакс краем глаза заметил полуседую-полурыжую голову: Половинку. А Лиле остановилась чуть поодаль и заиграла на дудочке. Сакс только и успел удивиться, что это она вдруг удумала, как Фианн стукнул его палкой и завопил:

– Опомнись, глупый! Отдай колдунью Асгейру! Она ж тебя заворожи-и… – и затих, сгорбился. – Заворожила, обманула, беду наведет, – повторил шепотом.

И Томас успокоился, потер кулаком глаза и вздохнул:

– Точно ополоумел старик. Пойду я к отцу в кузню.